Не всё, чему учит одно, преподаётся другим – это верно; но именно поэтому они и существуют обе – чтобы, дополняя друг друга, взаимно поддерживаться.

Не всякая религия есть философия, но всякая завершённая философия включает в себя религию. И если не всякая религия есть философия, то каждая необходимо имеет свою философию. Поскольку её принципы и следствия естественно связаны между собой, вытекая одно из другого, человеческий разум не может не осмыслить их и не выстроить в их естественном порядке. Невозможно и то, чтобы, сопоставляя их с имеющимися у него знаниями, он не заполнял пробелы по указаниям общей аналогии и в пределах законных умозаключений.

Самая строгая и чистая из религии откровения, далёкая от того, чтобы отвергать этот союз с разумом, предустановленный Промыслом, сама стремилась к нему – свидетельством тому первая глава Евангелия от Иоанна.

Преобразования, которым догматы подвергаются вследствие этого союза, могут иногда быть искажениями – и христианство в свои несчастные дни не избегло этой участи; но были и иные времена. И если есть религия, способная призвать к себе философию, если есть религия, явившаяся в мир, чтобы утвердиться в самом лоне разума, то это, несомненно, христианство.

На протяжении всей его истории великие эпохи философии были и великими эпохами богословия. И Евангелие, в союзе с высокой умозрительной мыслью, неизменно обретало новое основание требовать того подчинения умов, что зовётся верой – верой, которая, соединяя в себе все преимущества знания, имеет и высшее преимущество: более возвышенное и непосредственно божественное происхождение.

В принципе, различие между христианской теологией и теологией философской вполне допустимо; его можно назвать фундаментальным и неизбежным. Одна из этих наук есть плод труда, руководимого откровением, другая – труда, руководимого разумом. Одна имеет совокупность неизменных догматов, установленных авторитетом; другая, независимая от всяких текстов и институтов, по существу изменчива в своих теориях.

Однако, сколь ни обосновано это различие в принципе, на деле между ними существует общность идей – в силу общности их органа, которым является один и тот же разум, и в силу общности их предмета: отношения между Богом и человеком.

Философия и религия могут противостоять друг другу; и когда обе плохи – когда религия суеверна, а философия скептична, – они не могут примириться. Но в своём совершенстве они тождественны; их великие решения, как и великие проблемы, одни и те же, ибо истина едина.

Их борьба, когда она вспыхивает, объясняется так же, как борьба одной философии против другой, и самые яростные схватки оказываются и самыми кратковременными. Та или иная новая философская система, сперва отвергаемая или даже гонимая богословием, в конце концов принимается им и защищается как якорь спасения.

Правильно или нет, но системы Платона, Декарта, Вольфа и Канта, сначала яростно отвергнутые, а затем усвоенные, призываемые на помощь и рабски превозносимые, служат тому доказательством.

Это вполне естественно. Если величайший предмет философии тот же, что и у теологии – отношение человеческого духа к Абсолютному Духу, – то их встреча неизбежна. Эти отношения преподаются обеими науками разными методами, но их учения совпадают, когда мысль, их питающая, доходит до предела – до Высшего Разума, общего источника откровения и разума.

В теории философская, или умозрительная, религия следует исключительно свету разума, тогда как позитивная теология – свету откровения; но на практике это различие стирается настолько, что философия постоянно питается религией, а религия – философией.