Знание наших отношений с Ним – отношений чувствующих существ к Самому Познаваемому Существу – само по себе подразумевает до некоторой степени знание Его природы. И пусть никто не заблуждается: в нормальном состоянии нашего разума эти отношения не подвергаются сомнению.

Что же касается всякого существа, с которым мы находимся в отношениях, мы необходимо познаём то в его природе, что соответствует этим отношениям. И мы познаём отношения Бога с нами лишь в той мере, в какой познаём Его природу. Если бы мы не знали, что Его сущность есть одновременно абсолютная и свободная сила, свободная настолько, что ничто не может связать Его волю, мы не осмелились бы утверждать ни на мгновение, что Он управляет нашей судьбой; мы не сказали бы с той уверенностью, которая есть полная достоверность, что Его рука ведёт нас по нашим нуждам и Его милостям, что Его око следит за каждым нашим шагом и движением, нашим упадком и исправлением – словом, что Он неизменен в Своей правде, несмотря на все перемены в нашем поведении, все колебания, падения и возвращения, свойственные жизни нравственного и свободного существа.

Таким образом, поскольку всё знание о наших отношениях с Богом выводится из нашего знания о Его Существе и из представления о Его природе, нет ничего опаснее и безумнее, чем намеренно преувеличивать наше неведение о природе Божией.

Тем не менее, иногда впадали и в другую крайность, столь же опасную – в безрассудную самонадеянность. Не довольствуясь тем, чтобы определять природу Бога лишь в той мере, в какой Он Сам позволил нам это, забывали, что мы не знаем ничего иначе как относительно, отрывочно, ограниченно и преломлённо через призму человеческого разума; забывали, что всё наше знание антропоморфично, и пытались определить природу Бога точно, абсолютно, аподиктически. «Знать, что Бог существует, – говорили, – значит уже глубоко проникнуть в Его природу».

Но и это утверждение, как и те, что упиваются изображением нашего полного неведения, очевидно преувеличено. Добавлять же, как это делали, что «нам не хватает лишь метода для строгого и научного анализа идеи Бога», – значит предаваться благочестивому, но не философскому доверию и рисковать создать лишь субъективную теологию, чисто логическую теологию.

Между тем, прекрасно сказано: Бог – не абстракция, не предмет логически правильного определения; напротив, Он – Причина причин, Всеобщий Разум и Всесовершенное Существо. Но когда добавляют, что уже по одному этому Он есть Творец и Промыслитель, то обманываются, ибо даже под всеми этими именами – Причины, Разума, Творца и самого Промысла – Он остаётся лишь абстрактным существом, творением нашей мысли.

Скажут ли, чтобы придать Ему реальность, что это Бог совести и что совести нельзя не верить? Без сомнения, совесть непогрешима, если что-либо в нас и может быть таковым; но ничто в нас непогрешимо не есть, и совесть, если вопрошать её искренне, говорит нам только одно: «Так я понимаю Бога». И она не может сказать больше. Совесть – не источник познания; она лишь возвращает нам нашу идею, и если наша идея Бога совпадает с одной из первых четырёх из пяти представленных ранее концепций (как итог господствующей теологии), то никакой анализ не выведет из неё реального, личного Бога. Да и пятая концепция, представляющая Бога как высшую Личность, не даёт Его познать.

Вообще, далеко не углубляясь в природу Бога через одно лишь понятие о Его существовании, мы, очевидно, останавливаемся на идее этого существования. Какое представление можно составить о природе чисто абсолютного бытия? (первая концепция). Какое – о природе единой и всеобщей субстанции? (вторая). Какое – о природе абсолютной мысли? (третья). Наконец, какое – о природе высшей причинности? (четвёртая).