— Если тебе несложно.

— Я позвоню сейчас в управляющую компанию, попрошу, чтобы прислали к нам мастера, но не уверен, что прямо сейчас кто-то приедет.

— Хорошо.

На то, чтобы поговорить по телефону, у Марка уходит всего минута. У него какая-то удивительная способность продавливать собеседника, будь то при встрече или в телефонном разговоре. Пара фраз, жестко расставленные приоритеты и сталь в голосе, и вот я слышу:

— В течение часа обещали прислать ремонтника.

— Значит, всего час подождать? Можем на кухне. У тебя есть кофе?

— Кофемашина подойдет?

— Шутишь? Я после алкоголя в ресторане согласна даже на растворимый, а тут настоящий кофе. Только…

Запинаюсь. Платье хочу стащить с себя неимоверно. Оно классное, сшитое словно под мою фигуру, удобное, легкое, но ужасно мешает. Хочу избавиться поскорее, потому что вечер закончился, сказка тоже. Суровая реальность наступила.

— Я хочу переодеться.

— Да, пожалуйста. Я выйду.

— Подожди! Ты можешь… просто отвернуться. Я дверцу шкафа открою и фонарик оставлю, а ты повернись спиной.

Я уверена, что прямо сейчас он считает меня ненормальной, но думать о его мыслях мне некогда. Я наспех скидываю платье, натягиваю наобум выхваченные штаны и ищу кофту, когда слышу спокойное:

— Расскажешь, почему так панически боишься темноты?

— Это долгая и древняя история.

— Я не спешу.

Марк шумно выдыхает, тяжело вдыхает. В темноте все рецепторы обостряются, хотя с фонариком вроде бы и не сильно темно. Половина комнаты освещена, но я все равно так боюсь оставаться. Вдруг потухнет, вдруг мне кто-то позвонит, хотя среди ночи это маловероятно, но рисковать я не могу.

— Как-нибудь… потом, — сообщаю и тут же вскрикиваю, потому что мой телефон падает с тумбочки, а фонарик выключается.

Я чувствую руки на своих плечах спустя каких-то пару мгновений, но мне и их оказывается достаточно, чтобы оказаться в предобморочном состоянии. В себя я прихожу лишь на кухне, куда меня Марк выносит на руках. Он кладет телефон на стол экраном вниз, а меня усаживает на стул рядом и приступает к приготовлению кофе.

Наверное, стоило бы как-нибудь все объяснить. Хотя бы попытаться, чтобы не смотреть сейчас на напряженную спину и не слушать тяжелое дыхание. После приезда в эту квартиру мы должны были разойтись по разным комнатам и забыть о существовании друг друга. Таков был уговор. Марк не лезет в мою жизнь, я не суюсь в его. Все было просто, пока на первое место не вышел страх. Теперь мне физически сложно отлипнуть от Марка, я не могу просто подняться и закрыться в комнате. Слишком… страшно.

В общежитии, выделенном университетом, с этим проще. Там постоянно кто-то находится в комнате, не так страшно, хотя девочки тоже в курсе, что я очень боюсь, и хоть поначалу ворчали на светильник рядом с кроватью, сейчас вообще не обращают на него внимания.

— Черт, а кофе не будет. Нет же света.

Мы начинаем смеяться. Наверху на полном серьезе говорили о кофе, не думая, что нет света.

— Растворимого тоже нет? — спрашиваю с надеждой.

— Разве что с холодной водой.

Я кривлюсь, мотаю головой. Придется обойтись.

— Кофе на ночь вредно, — говорит Марк. — Я когда пью, потом не могу уснуть.

Я понемногу узнаю его. Что любит, как одевается, почему не пьет кофе ночью, и что его дыхание становится на пару тонов громче, чем обычно, когда он чем-то недоволен или нервничает. Вот это я пока по одному его внешнему виду не могу определить. Мне кажется, что и то и другое. А еще он уставший, но это после стольких часов на ногах и неудивительно.

— Есть еще что-то такое, что я должен знать?

Несмотря на свой страх, прямо сейчас мне хочется отключить фонарик и погрузить комнату во мрак, лишь бы не видеть взгляд Марка, направленный на меня. Наверное, так умеют смотреть только адвокаты, которым нужно понять, виновен их клиент или нет.