Изменило бы это хоть что-то?

Все эти вопросы давно прогорели внутри безумным костром, оставив в груди пустынный крематорий, – и теперь мелькали лишь редкими транспарантами бедолаг, которым никто не сказал, что митинг отменяется.

В груди было пусто, как в холодильнике накануне стипендии.

Едва она оказалась рядом с подругами, взгляд упал на столик, что был не виден со входа. Внутренности мгновенно переплелись в тугой узел; под ложечкой похолодело.

Проклятье. Только не это.

– Можем уйти отсюда, Мариш, – робко предложила Лина. – Поедим в другом…

– Нет, мы поедим здесь, – решительно произнесла Марина, упрямо сжав губы.

Он словно пытался залезть ей под кожу – до того порывисто он прижимал её к себе.

Эта картинка заискрила в груди такой острой болью, что на миг ей показалось: вот-вот грянет сердечный приступ; настоящий сердечный приступ в двадцать лет.

Нет, ещё чего. Никаких «приступов». Только безразличие.

Отточенное до уровня премиум показное безразличие.

Парочка козырей в её рукаве осталась: неуверенное чутьё утром подсказало выбрать васильковое платье – а именно оно сидело на фигуре, как вторая кожа.

Собрав всю волю, Марина плюхнулась на стул и изящно откинула за спину волосы; глаза не спешили показательно безразличничать и всё косили в ту сторону.

Как ты это сделала, чёрт? Как сумела пробить этот ледяной заслон?

Как сумела въесться под ошпаренную прикосновениями кожу?

Как ты за пару месяцев сделала то, что мне не удалось сделать за два года?

…Покачивая в воздухе пластиковым стаканчиком, Уланова сосредоточенно грызла ручку. Её брови были сдвинуты, а глаза скользили по строчкам ветхой книги. Прижимаясь грудью к её левому плечу, Свят буравил взглядом то же чтиво, еле заметно двигая губами – словно проговаривая текст.

Справа от Улановой восседал невозмутимый Петренко.

По его лицу как всегда было ничего не понять.

Он рассеянно крутил в руке чайную ложку и читал маленькую книгу в мягкой обложке, что лежала на его правой ладони. Название книги скрывалось под его длинными пальцами; на обложке можно было разобрать только слово «Искусство», обрубок слова «…ить» и имя автора – Эрих.

Похоже, она зря вложила столько изящества в поправление волос.

Троица в избе-читальне явно не замечала совершенно никого.

Поставив стаканчик на стол, Уланова произнесла что-то в ухо Свята, что послушно склонилось к ней. Кивнув, он постучал пальцем по странице и описал в воздухе круг. Она закивала и нагнулась над тетрадью, что-то записывая. Увидев, что она пишет, Свят покачал головой и обхватил своей рукой её руку. Резко высвободив пальцы, Уланова буркнула нечто вроде «не управляй моей рукой» и отодвинула от него тетрадь. Дотронувшись до предплечья Олега, она задала ему какой-то вопрос.

Петренко оторвался от своего «искусства» и посмотрел в их записи; его висок коснулся её волос, но отодвигаться он не стал. Уланова тоже не отодвинулась; она вновь принялась грызть ручку, выжидательно глядя, как Олег разбирает её почерк.

По скулам Свята снизу вверх поползли бордовые пятна; он поджал губы и застыл.

Казалось, он бы вполне обошёлся без «помощи зала» в виде начитанного кореша.

…По плечу царапнули короткие ногти. Марина вынырнула из премьеры водевиля и осознала, что всё это время забывала дышать.

Боже, как мило.При мне они только перспективы алко-выходных обсуждали.

– Мариш, – негромко произнесла Лина, погладив то место на её плече, которое царапнула. – Давай быстро поедим и поедем на мастер-класс.

Тут свой мастер-класс – по налаживанию дружбы между факультетами.

– Такой холод, – снова попыталась снять неловкость добродушная Ангелина. – Может, Максим твой нас подвезёт?