– Тебе к Еремееву надо, – монотонно сообщил Олег. – Не принял он твой перевод.

То адское напряжение, что они теперь подавляли в присутствии Веры, осязаемо висело между ними грязным пятном, стоило ей уйти.

Елисеенко беспечно обернулся, усиленно не замечая этого смрадного пятна.

– Античный олень, – припечатал он, перемахнув через несколько ступенек. – Давно искал, до чего доколупаться. Я всегда у нас в группе был самым английским.

– Всё, теперь не ты самый английский «у нас в группе», – съязвил Олег, зафиксировав на лице небрежную улыбку. – Сам переводи, серьёзно. Очень заметно.

– У меня появилась соперница не только по снежкам, – заявил Свят, воздев ладонь.

– Я твоей сопернице по снежкам залепил бы тоже в ухо.

Чтобы подбежать, сотню раз извиниться и начать счищать снег с её щёк и шеи.

– Полегче, – буркнул Святослав, глядя в сторону. – Она случайно.

Третий этаж живописно сиял холодным солнцем, что лилось из высоких окон.

Прошагав половину коридора, Свят распахнул перед другом дверь в аудиторию и пропустил его вперёд. Место преподавателя ещё пустовало.

Протянув руку Артуру, Елисеенко снова беззаботно плюхнулся на стул рядом с ним.

Хмуро отлавировав между партами, Олег швырнул рюкзак на последнюю, за которой никто не сидел. Шея всё ещё была ледяной.

– Да, – завороженно протянул Агрессор, игнорируя недовольное шипение Спасателя. – Сбрасывать снег с её волос и висков… Приподнимать подбородок… Заглядывать в увитые прохладным солнцем бирюзовые глаза…

И не сочувствие. Видеть в них не сочувствие.

* * *

Толкнув тяжёлую дверь, Марина ввалилась в главный корпус, потёрла окоченевшие руки и устремилась к дверям в коридор, в конце которого источала соблазнительные ароматы большая столовая. В кармане пальто завибрировал телефон. Нащупав Моторолу, девушка пробежала пальцами по клавишам, и небрежное «максим потом я занята» улетело прочь. «Мариша, позвони, бусь», – немедленно сообщил телефон.

Ровно десять секунд спустя. Ну какой же надоедливый!

Сжав зубы, «Мариша» прикрыла глаза; правый висок с утра болел так, словно в ухе развивался отит. Именно этим ухом она слушала его голос в трубке.

Притворяться заинтересованной было всё тяжелее.

Если начистоту, для «максима» она всегда была «занята».

А может, стоило бы состричь с этой овцы хоть клок – в виде такси в мороз?

Неловко подвернув ногу на скользкой плитке, Марина раздражённо охнула и ускорила шаг. Каждый обычный день теперь отнимал слишком много сил.

А приходить им было неоткуда.

Пока рядом был Свят, энергии было в разы больше. Пусть он порой был рядом чисто символически… пусть только показательно… пусть совсем не по-настоящему.

Но пока он был рядом, у её жизни была цель – и это наполняло силами.

Чем не цель? Круглосуточно стараться быть лучше любой, кто на него глядит, и маниакально планировать их нужное только ей сказочное будущее.

Казалось, он и был тем стержнем, на котором держались её ценности и смыслы.

Но разве это неправильно, если ты кого-то безумно любишь?

Он оставил на своём символическом месте безупречную пустоту. Такую же пустоту в нём она годами пыталась заполнить, отдавая всю себя. Но ничего не вышло. Ничего.

Она слила все силы в этот колодец – а он не наполнился ею ни на грамм.

Впорхнув в помещение, наполненное звоном приборов, Марина отыскала глазами столик, за которым сидели Настя и Лина. Всё в этом паршивом общепите напоминало о позорном круглом столе, когда её проницательность будто атрофировалась.

Почему она не заметила, как её парень пожирает глазами девицу Гатауллина?!

А если заметила бы? Если бы заметила – ещё тогда?