– Олежка на День Святых грешницу привёл? – поинтересовался Авижич, отряхивая с пальцев арахисовую соль.

– Выглядела зрелой тыква, – отозвался Олег. – А оказалась… как это? – постучал он по лбу длинным пальцем. – Бессортовой, вот.

Безвкусной.

Елисеенко ощутил, как губы растягиваются в ухмылке. Невозможно было не смеяться, когда избирательный книголюб начинал рассуждать о субъектах противоположного пола.

И главное, всегда метафорично и в самую точку.

Слово «метафора» вскинуло ненужные ассоциации, и он поспешно закрутил светло-золотой фонтан. Хмель проник в мозг, и напряжённые нейроны наконец расслабились.

Незачем снова тыкать в них раскалённым железом.

– А к концу вечера на мне висело уже два бессортовых образца. Один мой, второй елисеевский – вероломно покинутый своим овощеводом, – монотонно продолжал Олег, активно прихлёбывая пиво. – Я был почти грядка.

– Для друга ничего не жалко, – протянул Свят, скрупулёзно вытирая стол салфеткой.

– Я сапиофил, пардон, – припечатал книголюб. – А Мариша у нас – ветеран ментальных шаблонов. Третий сорт не брак, но…

– Щелевой полупроводник, – заключил Никита, лениво откинувшись на спинку дивана.

Над столом грянул дружный хохот.

А говорят, технари не знают метафор.

– …спин-орбитально отщеплённой дырки, – продолжал собирать овации физик. – А с кем царевич ускакал?

– Один, – буркнул Елисеенко; щёки ныли от смеха. – Задолбался.

Варламов криво ухмыльнулся и придвинулся ближе к нему. Свят мысленно закатил глаза.

Ну всё, поехали, надевай шлем.

– Царевич, Никит, бросил свою отщеплённую дырку, а заодно и услужливую свиту на произвол судьбы, – пророкотал Артур, хлопнув Елисеенко по спине. – Всё могут короли.

– Всё могут короли, всё могут короли, – подхватил успевший обогреться пивом Петренко. – И судьбы всей земли вершат они порой…

Было самое время натягивать беспечную маску, но что-то внутри тревожно ныло.

Прости, «Warsteiner». Один в поле не воин.

– Коньяка принесите! И маслин! – заметив официантку, хмуро крикнул Свят.

– НО ЧТО НИ ГОВОРИ! ДОЛБИТЬСЯ ПО ЛЮБВИ! НЕ МОЖЕТ НИ ОДИН! – проорал ему в ухо Варламов. – НИ ОДИН КОРОЛЬ!

Разносчица справилась быстрее пули, хотя обычно в ЭльКрафте официантской милости приходилось ждать минут двадцать. Водрузив на стол коньяк, она остановила на Святе красноречивый взгляд и угодливо захихикала.

Голоса Варламова, Петренко и Авижича вновь срослись в оглушительный ржач.

Отчего-то было стыдно; стыдно, липко и досадно.

– Черти вы, – лениво протянул Елисеенко, пряча глаза. – Визжите не хуже баб.

Вскрыв коньяк, он наполнил маленькую рюмку, опрокинул её в рот и сморщил лоб.

– Короля делает свита, – назидательно сообщил Петренко, воздев костлявый палец.

– Свита проспала падение короны к ногам чёрной ведьмы, – уронил Варламов.

Рука со второй стопкой слишком очевидно замерла на полпути ко рту.

Чёртово шпионское логово.

– Какого хрена ты несёшь? – стараясь придать лицу властное выражение, надменно бросил Свят.

– Да ладно, не дебилы тут сидят, – хохотнул Артур.

Как невовремя перестали ими быть.

В груди начала подниматься злость, разбавленная коньяком.

– Да ты не парься так, царевич, – продолжал Варламов; он не дождался реакции, и его радость была неполной. – Я бы и сам настрелял по этим плечикам.

– Жёсткий Линкин Парк маленькими губками? – негромко уточнил Петренко.

Злость поползла по горлу резвее.

Как мило. Как наблюдательно.

Страшно представить, в какие охренительные эпитеты может завернуться её внешность под его писательской рукой.

– Вот ты буксуешь, а Леопольд быстро просёк, – ехидное лицо Артура лучилось счастьем.

Даже слишком быстро.