Мирослава при своем росте носила обувь тридцать восьмого размера.

«Интересно, – подумала она, – какой размер ноги у Москвиной?»

И она не нашла ничего лучшего, как спросить:

– Елена Павловна, вы обувь покупаете в специальном магазине?

– С чего бы это? – как показалось детективу, искренне удивилась женщина.

– Ну… – неопределенно протянула Мирослава, – высоким женщинам не так-то легко подобрать обувь по ноге.

– Вы, как я вижу, тоже немаленькая, – невесело рассмеялась женщина. – И где же вы обувь приобретаете?

Мирослава не стала играть в детскую игру «я первая спросила» и включать полицейского «здесь вопросы задаю я», просто пожала плечами и ответила:

– Где придется. Но так как я в основном ношу кроссовки и полукроссовки, проблем с подбором обуви не бывает. А если женщине с большой ногой требуются модельные туфли, например та же лодочка, то ей приходится…

– Идти в мужской отдел, – хмыкнула Елена Павловна.

– Я не это хотела сказать.

– Я знаю, – ответила Москвина. – Вам зачем-то понадобилось узнать размер моей ноги. Не знаю зачем, но мне скрывать нечего. Я ношу обувь тридцать девятого размера. Хотите посмотреть? Я могу принести сюда всю свою обувь, – женщина приподнялась со своего места.

– Сидите, сидите, – остановила ее Мирослава. – Я и впрямь хотела узнать размер вашей обуви и сделала это не слишком уклюже, – призналась детектив с легким смешком. Став серьезной, она проговорила: – Я готова сказать вам, зачем мне это было нужно.

– И зачем же? – с едва заметным интересом спросила Москвина.

– Один из, так скажем, наказанных Феей заметил, что размер ее ноги не меньше сорок третьего.

– А… – выдохнула Москвина и заявила как ни в чем не бывало: – При желании в обувь большего размера можно чего-нибудь напихать.

– Можно, – согласилась Мирослава, – но это скажется на легкости походки. Жертвы Феи утверждают, что на ней были туфли на каблуке.

– Как же она в них по снегу ходит? – удивилась женщина.

– Я и говорю, легкость походки, плюс еще умение сохранять равновесие на скользкой почве. В туфлях, которые не по размеру ноги, сделать это вдвойне сложно.

– Наверное, вы правы, – подумав, согласилась Москвина.

– Елена Павловна, вы лучше расскажите мне, как у вас хватило мужества противостоять Горбылю?

– Какое уж там мужество! – отмахнулась женщина. – Просто я не нашла другого выхода.

– Да?

– Да! Денег, чтобы заплатить ему, у меня не было. Правда, этот негодяй, – женщина презрительно скривила губы, – предложил мне продать квартиру!

– А вы?

– Я сказала, что не собираюсь из-за его подлости жить всю оставшуюся жизнь с сыном на улице. И тогда он хмыкнул и заявил, что беспокоиться о крыше над головой сына мне не нужно, так как в тюрьме его благоустроят со всеми соответствующими его статусу арестанта условиями.

«Вот гад», – подумала про себя Мирослава, и остатки жалости к Степану Горбылю испарились из ее души.

– Так что я решила, как говорится, «звонить во все колокола». Подключила для начала свою подругу-журналистку. Она, в свою очередь, помогла мне заинтересовать этой проблемой двух блогеров. А потом все стало нарастать как снежный ком. Мой сын оказался на свободе. Остальное вы знаете.

«Настоящая мать-героиня», – подумала про Москвину Мирослава.

– А где Владлен? – спросила она как бы невзначай.

– Как где? – удивилась Елена Павловна. – В институте, где же ему еще быть?

Тепло распрощавшись с женщиной, детектив подумала: «Хорошо все то, что хорошо кончается! Чего не скажешь о Степане Горбыле, – понеслась вдогонку первой вторая мысль, – так ведь он сам в этом виноват».

Дома Мирослава улеглась в гостиной с книгой, но не на ковре перед камином, а на диване.