– За что я отрубила тебе руку, объяснять тебе не нужно, сам знаешь. Но ты не беспокойся. Ты не умрешь. Скорую я уже вызвала.

Степан второй раз потерял сознание. Теперь уже от боли.

В себя он пришел в больнице. Провалялся он там почти месяц.

Лиза приходила к нему, но он не велел пускать ее в палату. И вскоре она ходить под окна больницы перестала.

Тут еще и расследование началось. Всплыли все его мелкие грешки и большие грехи. Родители, узнав о причине несчастья, приключившегося с сыном, отвернулись от него. Так что навещала Степана только сердобольная соседка тетя Маша. Она носила ему передачи: супчик из курицы, купленной на рынке на ее скромную пенсию, котлетки из фарша фермерского магазина, тушенную тыкву с яблоками и собственноручно сваренное летом варенье.

Степану было совестно глядеть ей в глаза, но он все-таки смотрел сквозь слезы на свою благодетельницу и ел все, что она ему приносила.

Потом началось следствие, и он не сомневался, что его посадят. Но пока оставили под домашним арестом. Пожалели калеку…

Попутно искали и ту, что совершила над ним самосуд.

«Только разве можно найти Фею, – с горькой иронией думал Степан, – даже ту, что расхаживает по городу с топором?»

Когда к нему явилась девушка, представившаяся частным детективом, Степан только рассмеялся.

«И эти туда же», – подумал он, хотя и сам не знал, кого он обозначил словом «эти».

Девушка же на его смех не обиделась, спокойно прошла на кухню, куда он ее пригласил, не отказалась от чая, хоть он и предупредил ее, что у него только в пакетиках.

На ее вопросы он отвечал, ничего не скрывая. Да и чего ему теперь было скрывать.

Мирослава, как звали девушку, больше всего интересовалась Феей. Расспрашивала, какая у нее внешность, нет ли каких-либо примет, какой у нее голос.

– Девушка, милая, – ответил ей Степан, усмехаясь, – когда бы я, по-вашему, успел рассмотреть ее? Она сначала долбанула меня шокером, потом, когда я был в отключке, отрубила руку.

– Вы ведь приходили в себя, – напомнила Мирослава.

– Приходил на пару минут, а то, может, и меньше. Перед моим мутным взором возникло видение! Женщина в свободном одеянии, высокая. На плече топор.

– Какие у нее были волосы?

– Не помню, – устало ответил Степан, – честное слово, не помню.

Мирослава поджала губы, окинула Степана оценивающим взглядом и спросила:

– А Владлена Москвина вы помните?

– Москвина помню, – кивнул Степан. – Кстати, его мать такая же высокая, как и Фея с топором.

– Вы что же, подозреваете, что это Елена Павловна Москвина вам руку отрубила? – заинтересованно спросила Мирослава.

Степан подумал, потом покачал головой:

– Нет, думаю, что это была не она.

– Скажите, Степан Филаретович, вам не было жалко Владлена и других таких же ни в чем не виноватых мальчишек?

– Я тогда не думал о жалости, – признался майор Горбыль.

– Совсем? – усомнилась Мирослава. – Ведь по вашей милости они могли надолго попасть в тюрьму. Их жизнь была бы бесповоротно сломана.

– Ну да, – сказал он, – кругом я виноват! И теперь меня самого никому не жаль. Даже собственным родителям. А люди одобряют самосуд Феи. Ну как же, отрубила руку не борцу с наркотиками, а оборотню в погонах.

– Вы с этим не согласны? – спросила Мирослава. – Обижены на весь белый свет? Вам же если на кого и обижаться, то только на своих коллег.

– Это еще почему? – вскинулся Степан.

– Потому что, если бы они прислушались к словам Москвиной, вы бы остались с двумя руками. Мать парня и сам парень с самого начала утверждали, что наркотики сыну подбросили.

– Я уже сказал вам, – сухо проговорил Степан, – что вину свою признаю, но тогда я не думал об этом! Мне нужны были деньги! О них я и думал. Что тут непонятного? – повысил он голос.