– Достойный ответ, – похвалил старик, стараясь найти ему завалявшееся лакомство, но ничего не обнаружил. – Я велю посадить тебя на боевого слона, провести через весь город, – пообещал туземец.

– Когда? – спросил Хуан, не понимая, хорошо это или плохо.

– Когда отец приплывет с тобой на берег.

– У… – разочарованно протянул мальчик, – папа не выходит на островах.

– Почему?

– Чтобы дикари не убили его, как сеньора Магеллана.

– Иди посмотри, что привезли на альмади! – прервал беседу Карвальо.

– Все уже подняли на палубу, – заупрямился сын.

– Ступай, не мешай нам! – жестче попросил отец.

– Это дорогое платье? – Хуан дотронулся до шелкового покрова Карвальо. – Это он тебе подарил?

– Что ему надо? – старик обратился к толмачу.

– Понравился ваш подарок, – вежливо ответил Пигафетта.

Прогнав сына, Карвальо облегченно вздохнул, хотел усесться в пустующее кресло, но почувствовал позади себя чье-то присутствие. Он резко обернулся – владелец джонки терпеливо ждал конца разговора с послом.

– Чего тебе? – недовольно проворчал капитан.

– Настало время выполнить обещание, – поклонился старик.

– Какое?

– Вы дали слово выпустить на свободу пленников и вернуть лодку. Вы обещали…

– Не сейчас… – отмахнулся капитан.

– Каждый день плена подобен году лишений, – мавр опустил голову, спрятал лицо от гнева Карвальо. Узкая спина устало сгорбилась, будто он уже прожил эти годы страданий. – Слава правителя в щедрых деяниях, – добавил он, не поднимая чалмы.

– Баррутиа! – позвал командующий братавшегося с островитянином писаря. – Верни ему джонку, освободи заложников, пусть убирается на все четыре стороны! А если попросит возмещения ущерба и плату за услуги – гони в шею! Пускай благодарит Аллаха, что мы не утопили их на Палаване.

Через полчаса утомленные гости покинули корабль. На прощание они обнялись с офицерами, пообещали сообщить властителю о желании короля Испании заключить с ним союз.

«Беспредельна сила мудрого Сирипады, – послы воздевали руки к небу, – слава его летит быстрее птицы, коль даже король неведомой страны услышал о нем, предложил свою дружбу!»

Прошел день, второй, третий. Корабли одиноко покачивались на рейде, дожидались позволения князька начать торговлю. Многочисленные лодки, вдоль и поперек пересекавшие гавань, сторонились эскадры, чтобы не навлечь гнева властей. Привезенным курам свернули головы, козам перерезали горла, а новых продуктов не было. Доедали старые запасы, экономили. Собирали с небес питьевую воду, даруемую Господом один, а то и два раза в день, после изматывающей жары или душной тропической ночи. Жадно глотали мутную серую жидкость, не успевшую отстояться в бочонках. От голода и скуки ловили на обманку рыбу. Сутки удлинились вдвое, солнце замедлило ход, песок в часах отсырел, чуть сыпался в смежную колбу. Тени прилипли к расплавленной смоле палуб. Невыносимо томные ночи, зацепившиеся за кроны пальм и увязнувшие в непроходимых джунглях, мучили до рассвета. Юнги звонко отбивали склянки, сзывали народ на утренние и вечерние молитвы, ставшие единственным развлечением на задремавших судах.

Первые дни много спали, отдыхали за прошлые недели, копили силы впрок. Затем пришла бессонница с глухими разговорами, молитвами, ссорами. Спорили из-за места на палубе, где можно лежать не потревоженным, где не пройдут по телу ногами, не свалится на голову лопнувшая снасть. Ругались из-за выигрыша в кости, а то и просто от безделья, когда нервы напряжены ожиданием.

Честно говоря, дела не исчезли и заботы прибавились. Гроза изрядно потрепала «Викторию», но для ремонта требовалось высадиться на острове в укромном месте, запастись хорошей смолой, вытащить каравеллу на песок, просушить, проконопатить, обдать дымом кишевший насекомыми матросский кубрик. Да и у офицеров в каютах было не лучше.