Праздничная флотилия подошла к эскадре, но не направилась сразу к флагману, как более крупной каравелле, а описала почетный круг, разглядывала со всех сторон испанцев, давала им насладиться произведенным эффектом. Моряки увидели важных сановников, чинно восседавших на банках пироги, и владельца захваченной джонки в новой чалме. В альмади лежали связки сахарного тростника, расписные деревянные кувшины, различные емкости из бамбука и кокосовых орехов; стояли плетеные клетки с курами, раскудахтавшимися со страху от непривычной качки и шума музыкальных инструментов. Перепуганные козы дополняли блеянием какофонию приветственного гимна.

Обрадованные испанцы замахали руками, закричали, зазывая к себе желанные лодки. Островитяне не прервали праздничную процессию, не прекратили игру на дудочках, продолжали обход эскадры, совершали магические действия, способные повлиять на дальнейшие взаимоотношения.

Пирога с альмади закончила круг, причалила к «Тринидаду», вторая направилась к «Виктории». Восемь старейшин-вождей вместе с владельцем джонки поднялись на флагман. После приветствий и обмена подарками они прошли на дек корабля, уселись на ковре. В желтом шелковом наряде, полученном от властителя Брунея с пожеланием долгих лет жизни и накинутым поверх обычной одежды, Карвальо важно опустился в кресло адмирала. Офицеры, нотариусы, писцы разместились за спинами послов и командира, матросы ждали на палубе.

– Всемилостивейший король Испании послал меня заключить с вашим властителем договор о мире и торговле, – подражая Магеллану, напыщенно произнес Жуан. – Мы обошли весь мир, прежде чем прибыли на ваш остров. Всюду нас встречали с радостью и уважением, касики искали нашей дружбы, потому что велик и могуч дон Карлос, его корабли плавают в морях и океанах, богатства казны ни с чем не сравнимы, вера его… – тут он запнулся и, стараясь подобрать нужное слово, стал искать Антония.

– …истинна! – подсказал Баррутиа, стоявший на почетном месте по правую руку от командира.

– Вот именно, – согласился Жуан, отчего сутулая спина родственника радостно выпрямилась.

– Я пересек Атлантический океан, обогнул Землю Святого Креста, – вдруг вспомнил Карвальо, как Фернандо показывал царькам карты, – потом мы очень долго плыли по Южному морю, убедились в его бескрайности и нарекли Тихим океаном. Затем мы плыли, плыли…

– И приплыли сюда, – просто закончил родственник, вместо стушевавшегося Жуана.

– Верно… – одобрил капитан, заметив улыбки подчиненных. – Мы терпели большие лишения… – возвысил голос Карвальо и опять осекся.

– Пригласите священника прочитать им проповедь, – предложил Альбо, когда пауза неприлично затянулась. – Они все равно ничего не поймут.

– Пусть Пигафетта переведет! – велел Баррутиа.

– Найди красивые слова, – попросил Карвальо. – Упирай на силу флота. Они тут развели слонов… Эка невидаль! Если потребуется, мы разнесем город в щепы!

– Сильно не пугай, – попридержал писарь летописца, – а то не поверят. Пигафетта вышел вперед, поклонился старейшинам, стал спиною к Жуану.

– Мы пришли к вам с миром, хотим честно торговать, – сказал ломбардиец владельцу джонки, а тот растолковал смысл речи подданным Сирипады. – Нам надо запасти продовольствие и воду, починить корабли, – кратко закончил он к неудовольствию Жуана.

Тот хотел отчитать толмача за искажение своей речи, но не успел. На палубу из пироги подняли поднос с жасминовыми и апельсиновыми цветами, посреди которого возвышался кувшин с маленькими стаканчиками. Прислужники старейшин наполнили их чистой прозрачной жидкостью, поднесли Карвальо и офицерам.