– Красиво звучит,  – не понял насмешки португалец.

– Почему сеньор Магеллан не показывает карты?

– У него нет оригиналов, только копии. Он держит их в секрете.

– Сеньор капитан,  – закричал с палубы боцман Бартоломео Приор, подстать начальнику низкорослый светловолосый испанец,  – мы идем к берегу?

– На юг!

– Я прикажу Фодису замерить дно.

– Валяй!

Боцман скрылся в паутине снастей. С руслени фок-мачты послышался мягкий неторопливый голос нормандца.

– Десять футов под килем,  – нараспев доложил Ричард.

– Кинь лот еще раз!  – велел Бартоломео плотнику.

– Десять футов под килем,  – монотонно пропел Фодис.

– Вахта левого борта, подтяни грот!  – скомандовал боцман. Пять молодцов бросились к брасам, но рей не сдвинулся с места.  – Вахта правого борта, помоги!  – прикрикнул Бартоломео.

– Господь сошел на землю к нам,  – затянул матрос куплет рабочей песни.

– О!  – прокричал боцман, подавая сигнал к рывку.

– Хвала тебе, Иисус!  – подхватили десять глоток после ритмичного движения.

– Прошелся по воде,  – продолжал запевала.

– О!  – вновь выдохнул старший, и двадцать рук потянули канат, разворачивая рею на мачте.

– Хвала тебе, Иисус!  – раздался дружный припев.

– Земля на горизонте!  – вклинился в шанти звонкий мальчишеский голос из «вороньего гнезда».

– Круто идем,  – покачал головой штурман.

– Зато каждая выемка видна,  – возразил капитан.

– Восемь футов под килем – зычно доложил Фодис – Веревочку кидать?

– Лот, а не веревочка, доска дубовая!  – пояснил Бартоломео.

– Задул нам в паруса,  – пели вахтенные.

– О!

– Хвала тебе, Иисус!

– Какое дно?  – спросил Серран.

– Песчаное,  – доложил боцман после осмотра свинцового грузила с просаленным донышком.

– Так и пойдем!  – капитан выровнял судно вдоль берега.

– Молодцы, хорошо работают!  – похвалил штурман вахтенных.

– Засиделись парни на берегу, стосковались по морю,  – промолвил Серран.  – Только бы погода не испортилась. Сходи проверь, не пришивает ли парусный мастер встречный ветер, спрятал ли нитки с иголками? Пригрози, чтобы не вспоминал о них!

– Чайки кружат…  – вздохнул Бальтасар.

– Молчи!  – суеверно запретил капитан перечислять дурные приметы.

– Бизань скрипит – к попутному ветру,  – поправился штурман.

Короток зимний день. Ленивое солнце помаячило над горизонтом, плюхнулось в воду. Небо пожелтело, покраснело, налилось чернильной синью. Близкий берег сделался далеким, размытым, море – предательски зловещим.

Не найдя удобной бухты для ночной стоянки и опасаясь наскочить на камни с отмелями, Серран отвел корабль от земли, бросил якоря. Свежий ласковый ветер звал к далеким звездам, вспыхнувшим на юге в стране снегов и вечного льда. Там небо слилось с океаном. Казалось, будто поднявшаяся до светил огромная волна медленно надвигается на каравеллу. Можно поплыть ей навстречу и лететь до рассвета, пока несут паруса и не изменится ветер. Но так легко проскочить заколдованный пролив, очутиться во власти сказочных троллей, заманивающих странников в дебри леса или холодные скалы, о которых рассказывал нормандский плотник.

Крупный боцманский пес почуял остановку, задрал облезлую лапу на борт, помочился у трюмного люка. Почесался от вшей, выдрал старую шерсть, улегся неподалеку.

– Пшел вон, Амадис!  – Бартоломео пнул псину. Носитель рыцарского имени поджал хвост, поплелся на корму. Грот с реем рухнул на опустевшее место.  – Торопись, ребята!  – приказал Коротышка.

Вахтенные скрутили парусину, уложили вдоль борта. Пес важно вернулся назад, сел на тряпку, наблюдал за хозяином. Матросы спустились в трюм, где у корабельной печи, цепляя ногами песок, юнги варили ужин. Потрескивали припасенные в Сан-Хулиане сырые дрова, кипела похлебка. Пряный запах лаврового листа смешивался с испарениями свежей глины, покрывавшей кирпичи. Белые клубы пара поднимались к потолку. В уютном уголке, между печкой и дровами, приютился Фодис с чуркой и косым ножом в руке. После напряженного дня плотник резал скульптуру покровителя иберийских моряков, святого Антония. Ричард плевал на лучезарный лик, чтобы лезвие мягче входило в дерево, открывал глаза монаху.