– Ха-ха-ха!  – раздался голос Барбосы.  – Я вижу, ты выздоровел, коли читаешь про любовь!  – смеялся Дуарте у порога адмиральской каюты. Он обернулся к малайцу и брезгливо добавил:  – У, нарядился, дикарь! Брысь со стула! Принеси ужин, сейчас хозяин пожалует!

– Мы изучаем Библию,  – покраснел Антоний,  – псалмы, Евангелия…

– Сосцы серны, лилии, пятна…  – продолжил Дуарте.  – Не припомню их в Новом Завете. Оглох, краснокожий?  – повысил голос на слугу.  – Готовь ужин!

Энрике нарочито медленно поднялся со стула, гордо выпрямился, с достоинством поправил лоснившийся от сала халат, сложил руки на груди, встал у входа.

– Вон отсюда, собака!  – заревел Барбоса.

– Мне велено неотступно следить за учителем,  – заявил раб, отворачиваясь от капитана.

– Чего шумишь?  – адмирал появился на пороге.  – Опять ругаешь раба? Если бы он всех слушался, я бы утопил его в море.

– Энрике тоже человек,  – заступился за слугу Антоний.

– Отстань, святоша!  – перебил Дуарте.  – Он воспримет равенство по-своему, возомнит о себе черт знает что.

– Словом Божьим человека не испортишь! Оно поднимает людей на ноги, дает силы, препятствует злу.

– Фернандо, ты звал меня на ужин или на проповедь?  – недоумевал капитан.

– Молодец, Антоний!  – похвалил адмирал.  – Вновь обретаешь разум.

– Я не терял его, это вас покинула Добродетель.

– Опять за старое…  – вмешался шурин.  – Надоело все, хочу есть!

– Тебе не грех послушать!  – одернул Фернандо.  – Он вас давно не учил.

– Простите моряков,  – потребовал священник,  – снимите цепи!

– Простить?  – возмутился Барбоса.  – Их надо было повесить, головы порубить. Сволочь трюмная, бунтовать вздумала? А этого не хотите?  – сложил кукиш и трахнул по столу кулаком.  – Утопить дармоедов, четвертовать!

– Вы голодны, поэтому злы,  – решил Антоний.

– Правильно,  – поддержал его адмирал и велел слуге принести мясо с вином.

– Заступник нашелся!  – надулся шурин.  – Они бы разорвали тебя на куски. Ты забыл о призывах де ла Рейны?

– Нет.

– Так чего просишь?

– Нельзя мучить людей, они раскаялись.

– Мескита говорит иное о доминиканце.

– Отец де ла Рейна болен, лишился рассудка,  – не судите его строго! Бог покарал священника за грехи.

– Но других не наказал.

– Вы мало били и пытали их?  – возвысил голос монах.

– Достаточно,  – ухмыльнулся Дуарте – чтобы запомнили на всю жизнь.

– Пора прекратить истязания!  – заволновался францисканец.  – Послушайте, что сказал Господь…

– О сосцах серны?  – уколол Барбоса.

– Ты читал книгу Соломона?  – удивился Магеллан.

– Лилии, виноградники, кудри на щеках, прочая дребедень,  – пояснил шурин.

– Свои любимые песни вместо Иезекииля и Откровения Иоанна?  – допытывался Фернандо.

– Да,  – признался Антоний.

– Боже праведный, значит, ты обрел покой.

– Прикажите снять кандалы!  – попросил священник.  – Моя душа перестанет болеть, когда наступит мир.

– Ох, нежности!  – вздохнул шурин.  – У праведника душа болит… Он нас, злодеев, будет обличать, пока арестанты не поднимут черный флаг и не утопят его за бортом.