Миф в рамках культуры обеспечивает мистическую сопричастность человека с социальной группой, с прошлым его рода, с тотемом, другими словами, с окружающей социальной и природной средой. С точки зрения Л. Леви-Брюля, существует фундаментальная, общечеловеческая потребность человека в сопричастии, и ее роль в первобытном обществе не исчерпала все свои возможности: эта особая функция сознания проявляет себя на протяжении всей истории человеческой культуры. Термин «миф» в его творчестве плотно связан с первобытным мышлением как таковым. Принцип данного вида мышления, по мнению исследователя, заключается в том, что он основан на генерации коллективных представлений. Это означает, что любой феномен внешнего или внутреннего мира един в своем отображении в сознании у всех членов той или иной социальной группы. Знания, представления или восприятие того или иного явления передается в обществе, где доминантой является первобытное сознание, передающееся из поколения в поколение, от отца сыну, от прошлого к будущему. Следовательно, существование этих представлений имеет «надообщественный» характер, а потому не может быть привязан к какой-либо личности в отдельности.

В этом смысле обреченность человечества перед вызовами мироздания проявляется в антиномии жизни и смерти, всеобъемлюще заполняя сознание древнего человека, делая неизбежной встречу человека с мифом, воплощением чего становится идея конца времен, пронизывающая скандинавскую мифологическую традицию298.

Помимо общего взгляда Л. Леви-Брюля на коллективизм первобытного сознания, который является его важнейшей категорией, далее следует рассмотреть упомянутый ранее закон партиципации, благодаря которому это первобытное сознание раскрывается и связывается с внешним миром299. Под ним подразумевается погруженность мифологического субъекта не только в коллектив, но и соотнесение себя с окружающим миром. Причем это соотнесение также носит глобальный характер, и, на наш взгляд, здесь уместно говорить о полноценном единении. Примерами партиципации могут служить такие явления, как тотемизм, фетишизм или иные первобытные формы религии. Опираясь на рассуждения А.Ф. Лосева и Л. Леви-Брюля о мифе и первобытном сознании, можно предположить, что в массовом сознании эпохи «мифогенеза» всё сущее рассматривалось в качестве категории, развивающейся буквально перед субъектом, и воспринимается им, как утвержденная многими поколениями данность для собственного восприятия. Соответственно, это может означать, что данный субъект не только воспринимает метафоричность мифа и кроющуюся в нем провиденцию и обреченность в подчинении ходу событий в их однозначном явлении миру, но и то, что он сам является носителем этой обреченности, будучи органичной частью внешнего мира, в которую он плотно и сознательно интегрирован. Прибегая к метафорическому методу, можно сказать, что в самой природе первобытного человека уже есть семя той обреченности, с которой он вынужден соглашаться, так как она является частью его природы. Несмотря на дискуссионность данной гипотезы, хотелось бы отметить, что эпос скандинавских стран действительно «пропитан» именно этой идеей. Нельзя не заметить, что подобного рода принцип можно рассматривать в качестве одного из концептов «основного мифа», как известно, базирующегося на идее вечного противостояния противоположных сил300.

Таким образом, хотелось бы отметить, что первобытное или мифологическое мышление совершенно бессмысленно рассматривать с точки зрения опыта, как подчеркивает это Леви-Брюль. Оно действительно воспринимает окружающий мир как данность, а этот факт отнюдь не противоречит факту другому, согласно которому тот же самый окружающий мир преисполнен сверхъестественными явлениями и событиями, которым субъект не способен противопоставить ничего, кроме своей готовности принять их в качестве проявления судьбы, рока или божественной мудрости