Что же произошло за три месяца 1849 г., что изменило направление мысли Герцена? Существует ли связь между его ранним увлечением идеями французских федералистов, швейцарскими наблюдениями и теорией славянской федерации?

Славянская федерация в представлениях А. И. Герцена в конце 1840-х – начале 1850-х гг

По мнению Б. А. Прокудина, причиной указанного поворота Герцена стало его резкое разочарование в западном политическом устройстве: «Связанный симпатиями юности с кружком западников, Герцен в 40-е годы XIX века, при всем уважении к особенностям развития отдельных народов и их „правам на самоопределение", исповедовал представление о „великом единстве развития рода человеческого". Разочарование в перспективах буржуазной демократии, пережитое в 1848–1849 годах, и растущая эстетическая брезгливость по отношению к западному мещанству и либерализму заставили Герцена обратить внимание на русского мужика и русскую сельскую общину»[122].

В конце 1840-х – начале 1850-х гг. Герцен стал пристально изучать общинное устройство в различных его аспектах. Симптоматично сравнение двух отрывков из его работ этого периода.

«Россия» (1849): «Действительно, до сих пор русский народ совершенно не занимался вопросом о правительстве; вера его была верой ребенка, покорность его – совершенно пассивной. Он сохранил лишь одну крепость, оставшуюся неприступной в веках, – свою земельную общину, и в силу этого он находится ближе к социальной революции, чем к революции политической» [123].

«Старый мир и Россия. Письма к В. Линтону» (1854): «Славянские народы не любят ни идею государства, ни идею централизации. Они любят жить в разъединенных общинах, которые им хотелось бы уберечь от всякого правительственного вмешательства. Они ненавидят солдатчину, они ненавидят полицию. Федерация для славян была бы, быть может, наиболее национальной формой»[124].

В последней цитате можно заметить три существенно новых момента. Во-первых, субъект здесь обозначен уже как «славянские народы». Во-вторых, для всех них основой социальной организации является община. В-третьих, федерация в качестве политического устройства является «наиболее национальной формой», причем понятия общины и федерации появляются в тексте уже вместе. Это не противоречит мысли из первой цитаты, что в будущей революции можно выделить два аспекта – социальный и политический, – причем социальный аспект ближе и понятнее народу и потому проще может быть осуществлен, чем идея политической революции, тем более что будущая федерация все равно должна быть основана именно на общинном устройстве.

Различие этих отрывков неслучайно – в них отражены разные этапы формирования у Герцена идеи славянской федерации. Чтобы проследить динамику этих этапов, можно подсчитать частоту использования им слов с корнем «славян», а также слов «община» и «федерация».

Что касается корня «славян», то частота его употребления всегда была на высоком уровне. Слова «община», «общинный» встречаются в полемике со славянофилами и переписке с А. фон Гакстгаузеном в начале 1840-х гг., но еще не очень регулярно. Заметно больше их становится в конце 1840-х: слово «община» появляется шесть раз в текстах 1829–1841 гг. и всего 15 раз в дневнике 1842–1845 гг., зато в статье «Россия» 1849 г. – 74 раза, в очерке «О развитии революционных идей в России» 1850–1851 гг. – 103 раза. Частота употребления слов «федерализм» и «федерация» растет начиная с 1846 г., но в произведениях до 1849 г. эти слова не используются для описания новой политической формы: интерес Герцена пока обращен в основном на изучение теории и практики федерализма в Западной Европе («Письма из Франции и Италии», пятая часть «Былого и дум»).