Светало, и она, выжатая и перемолотая, спрятав себя под скорлупу безразличия, развернулась и отправилась назад, в ту страшную комнату в мансарде. По пути она заблокировала обоих везде, где могла, теперь при всем желании эти чудовища не смогут с ней связаться, никогда и никак!

Днем, дойдя наконец до своего жилища, она медленно поднялась на самый верх. Комната была такой же, как вчера, только вино со стола убрали. Кроме нее в комнате не было никого. Она, не раздеваясь, упала на постель, и ее сознание провалилось в темноту от усталости и горя.

Полине казалось, что ее облили нефтью, черной, липкой, несмываемой жижей, которая, к тому же, самовоспламенялась при малейшем воспоминании и сжигала всё, что ей с таким трудом удалось отмыть от грязи предательства.

Она совсем перестала есть: если в моменты полного бессилия она с отвращением впихивала в себя что-то съестное, ее тут же начинало тошнить. В один из одинаково страшных вечеров ей пришла в голову кошмарная мысль: может, она беременна? С обреченным ужасом спустившись в аптеку, Поля приобрела тест. Она просто хотела выжить, здраво мыслить она уже не могла, если ее опасение подтвердится, это будет последняя капля перед безумием…

Ее мать вернулась из Москвы совершенно безумной. Внешне она не выглядела потерявшей рассудок, в худшем случае человеком с неврозом, который, несмотря на неудавшуюся карьеру, прожил интереснейшую жизнь. Внутренне же она полностью потеряла способность здраво оценивать свои действия.

После своего чудесного исцеления и нарушенной клятвы она попыталась восстановиться в театре, но свято место пусто не бывает, и там уже работали не менее талантливые и так же мечтающие о карьере артистки, у которых имелось серьезное преимущество – они были моложе. Она вступила в подковерные схватки, однако довольно быстро сдалась, и ей пришлось уехать в провинциальный театр, где была обещана проба на одну из главных ролей.

Несмотря на ореол опытной московской дивы, ученицы легендарной Невской, главную роль она все-таки не получила, довольствовавшись маленькой ролью второго плана. Правда, ее томный образ не остался без внимания: она привлекла воздыхателя в виде начинающего, но талантливого молодого тенора, который и не грезил о столице, но в своем городе уже стал звездой.

Их странные отношения то сводили, то разводили их, но у нее были на него планы, и они расписались. Следующие девять лет они жили как муж и жена, хотя больше это напоминало растянутый во времени развод. Его успешность в городе росла: цветы, восхищенные поклонницы, банкеты после спектаклей. Она же ввиду строптивого характера теряла одну роль за другой; в какой-то момент режиссер от нее устал, и ее попросили написать заявление на увольнение по собственному желанию…

За все эти годы она лишь изредка говорила с Полиной по телефону, но ни разу не предложила ей приехать. Очередной скандал с мужем переполнил чашу его терпения, и он ушел. Развод был быстрый, так как ничего общего вместе они не нажили. От полной безысходности она с тяжелым сердцем, под грохот житейского провала, который стоил десяти лет жизни, вернулась в родной город.

Полина наотрез отказалась видеть ее и говорить с ней, она демонстративно уходила, когда мать приезжала на выходные к ним с бабушкой, чтобы даже случайно не пересечься.

И тогда осознание того, что от нее отвернулись все любимые люди и она осталась одна во всем мире, довершили ее безумие.

Она стала всячески втираться в доверие к дочери, на оставшиеся от работы в театрах деньги купила ей компьютер и решила, что они станут подругами: мать выкрасила волосы в малиновый цвет и собрала рок-группу, которая неуклюже пыталась играть кельтскую музыку. Взяв себе эльфийское имя, она позировала в бесконечных тогах с бараньими рогами на голове, стуча при этом в большой бубен из козлиной кожи.