Они ходили на каток и мёрзли на колесе обозрения, пили горячий глинтвейн и покупали простую, но такую вкусную уличную еду, ходили по заснеженным бульварам и катались на весёлых ледяных горках. В какой-то момент она снова стала Полюшкой, беззаботной, светлой, счастливой, любящей и любимой.

Счастье было таким внезапным и всеобъемлющим, что она не могла в него поверить, она прижималась к нему, и её кожа прирастала к его; она была словно ветка, оторванная от дерева и приставленная обратно, которая всей своей сутью стремится стать одним целым с деревом.

По ночам они любили друг друга. Биение его пульса проникало в неё, и она чувствовала эти удары самыми отдалёнными уголками своего тела. Прилив, волна за волной, становился сильнее и сильнее, она чувствовала его солёные капли. Взрывы сверхновых пульсаров пронизывали Вселенную снова и снова, расцвечивая чёрное небо невероятными ярчайшими картинами. Они взлетали и падали, повинуясь той силе, которая вращает Млечный путь, чтобы следующим серым московским утром всё повторилось, и она, немного рассеянная, летела в офис, чтобы вечером вновь увидеть его.

Он, только закончивший ВГИК по специальности «режиссура кино и телевидения», готовил свою первую самостоятельную работу в коротком метре, и, собираясь узким кругом съемочной группы будущего фильма, они обсуждали детали постановки камер и сюжетные повороты, звуковые дорожки и шумовые эффекты, актёрские лица и образы.

Она тихо стояла за его спиной, нежно держа его за плечи. Иногда наклонялась и целовала мочку его уха, наблюдая, как его кожа покрывается мурашками, а он поворачивался, смотрел на нее, и его зрачки расширялись; она не хотела ему мешать, но не могла себя остановить.

Он, окрылённый своим нахлынувшим чувством, творил размашисто, без полумер, убеждая этим всех, кто участвовал в картине, в том, что она обязательно состоится и перед ними – будущий крупный художник в самом начале своего творческого пути.

Полина была счастлива от того, что он просто рядом и наполняет её светом и теплом. Любовь делала ее лучше, ей больше не хотелось мести или чьих-то страданий, всё это исчезло в ней, она ничего не выбирала и не выгадывала, даже если бы он сейчас сказал ей, что они всю жизнь так и будут ютиться в чужих мансардах, она всё равно осталась бы с ним.

Любовь стала её лекарством от внутренней тьмы, ей всё детство твердили, что это только буря гормонов, но говорили это потому, что свою они предали или убили, а Поля так никогда не поступит, этот дар она будет нести бережно, пока жизнь не покинет её.

Когда Ермак шел со своей казачьей армией мимо благословенных озер, он увидел огромную лысую гору. Этот суровый холм, окруженный дикой, нетронутой, опасной природой, остановил его. Он сел на свою походную сумку и понял: это место особенное.

Он распорядился воздвигнуть на горе крест, величественный, огромного размера. Красота содеянного была монументальна. Бесконечные разливистые озера и круглая гора венчались с тех пор пропитанным дождями и ветрами распятием.

Люди, пришедшие под сень этой Голгофы, построили плотину и, укротив дикую воду, воздвигли завод, который добывал для державы такой необходимый металл.

Эпохи сменялись одна за другой, крохотный заводской городок на плотине жил своей жизнью, практически никак не реагируя на перемены внешнего мира.

Там она и родилась.

Родители дали ей царское имя – Елизавета, но она, занимаясь своими делами, никогда не мечтала ни о чем высоком и великом и редко отрывалась от вечного леса и лошадей, коих было в том месте бесчисленное множество.