Остальная четверка гостей двигалась несравнимо медленнее. На фоне такого живчика – даже замедленно-величаво. Трое мужчин ростом за два метра и с такими широкими плечами, что, наверное, могли удержать на каждом по паре мальчишек вроде Дани или Никиты. С ними была женщина в кремовом брючном костюме и дизайнерской шляпке с вуалью, поднятой вверх. Лишь одна черта объединяла всю эту компанию – пепельно-седые волосы с вороным локоном около правого виска.

– Они, наверное, из одной магической семьи! Братья и одна сестра, – восхищенно прошептал Даня.

– Да не, парикмахер у них один и тот же, скорее всего, – хихикнул Никита. – Вглядись. Рожи-то совсем разные.

Живчик между тем продолжал носиться по залу. С заискивающей, льстивой улыбкой он чуть ли не прыгал вокруг этих гигантов, как зайчик. Активно махал руками, громко и быстро говорил, будто политик или коммивояжер. Все свои фразы, обращенные к единственной в делегации даме, он начинал исключительно со слова «богиня». А мужчин норовил развести на улыбки шутками и байками, сыпавшимися из него, как из пулемета. При этом каждое мгновение толстяк норовил прикоснуться к гостям, то трепетно подхватывая даму под локоть, то хлопая мужчин по плечу (для чего пришлось даже подпрыгивать) и пожимая им руки, будто ежесекундно заключая либо с одним, либо с другим, либо с третьим торговые сделки.

Могучие северяне возвышались над мечущимся шариком как минимум на две головы и смотрели на него снисходительно. Хотя было похоже, что такая суета их, скорее, нервирует. Но фамильярщину не пресекали – снега на их зимней одежде скопилось прилично, а этот кругляш постепенно сбивал его на пол. Через минуту вокруг них образовались уже небольшие тонкие лужицы.

И в этот момент зрение Дани снова зафиксировало странность. То, чего быть не могло. Это были тонкие нити черного тумана, которые уже надежно держали северных магов за шеи, словно бразильские многоцветные удавы, душащие своих жертв. Хотя взрослые маги этого почему-то не замечали и продолжали вежливо кивать и улыбаться.

Еще шесть отростков появились на пути к кружку детей-големостроителей. А последний, самый юркий и острый, стал охотиться за директрисой. Та постоянно передвигалась по залу, рассказывая что-то гостям, и нацелиться на нее толком не получалось. Очевидно, устав, переливающаяся то черным, то зеленым и ядовито-синим, сосиска сжалась в пружину, как это делает черная мамба перед смертельным броском.

Но рядом неожиданно пробежал один из отмерзших двоечников и пересек эту туманную линию. Мальчик схватился за руку, было видно, что ему стало очень больно, и он едва не упал, завертевшись на месте в попытке понять, откуда пришла неприятность. Малыш притормозил и с удивлением приподнял ладонь. На ней появилась тонкая длинная царапина, которая сразу начала сочиться кровью.

Это изменило поведение и Болотниковой. Она приподняла бровь, осмотрелась вокруг и резко нахмурилась. Яростно что-то буркнула, даже не поднимая рук и, разумеется, не используя никаких волшебных палочек, ведь это удел новичков и дилетантов. Ее слов Даня, конечно, не слышал. Но черный отросток мгновенно обуглился, а уже через секунду развеялся пылью, тоже черной. То же самое произошло и с другими отростками. Причем те, что пытались дотянуться до детей, еще и вспыхнули ярко-голубым пламенем и испарились. Через секунду, о них напоминали лишь крошечные капельки воды, появившиеся на полу. Живчик, от которого, как Даня понял только в последний момент, и исходили все эти отростки, поперхнулся, закашлял и замолчал. Он в ужасе застыл, потом осмотрелся и только теперь заметил ледяную ярость хозяйки магической школы. Подняв обе ладони – такой жест означал капитуляцию – «шарик» состроил извиняющуюся гримасу, криво улыбнулся и снова бросился к северянам, возобновив свой оживленный рассказ.