Ирис откинулась от экрана, как от удара током. Ее охватила волна тошноты. Она бросилась к крошечной уборной камере и судорожно вырвала скудное содержимое желудка – питательный гель, подкрашенный в бледно-лимонный цвет. Ее трясло. Не от болезни – пока «Эликсир» был в силе, тело функционировало безупречно – а от осознания. От правды.
«Эликсир» был не благом. Он был цепью и ядом. Он был тюремщиком и палачом. Он искусственно сдерживал бурю внутри нее, бурю, которую сами «Создатели» и посеяли, перекроив ее гены до неузнаваемости. Ее совершенство было фасадом, за которым скрывалась биологическая бомба замедленного действия. Без регулярных вливаний смертельного стабилизатора, эта бомба детонировала, превращая ее в кучку гниющей плоти за считанные дни. Как Инея. Как безымянную «Мотыльку» из «Ледяного Шкафа».
Она поднялась с колен, опираясь на холодную керамику раковины. В зеркале над ней отразилось лицо «Лимонной Каймы». Безупречное. Сияющее. С глазами цвета спелого лимона, полными… абсолютного ужаса. Это лицо было маской. Под кожей, под сиянием, подаренным «Синергией-7», бушевала война. Иммунная система, загнанная в угол, жаждала атаковать. Мозг требовал новой дозы яда, чтобы избежать боли. А она, Ирис, душа, личность, запертая в этом смертоносном шедевре, смотрела в свое отражение и видела не богиню, не произведение искусства, а смертника на игле.
Ее тело было не храмом. Оно было полем боя. Оно было оружием, направленным против нее самой. «Создатели» не подарили ей совершенство. Они подарили ей пожизненный смертный приговор с отсрочкой, зависящей от своевременности инъекций. И «Хранители»? Они были тюремщиками, наслаждающимися видом обреченного на казнь, сияющего перед эшафотом.
Чип, вынутый из терминала, лежал на столе. Крошечный, черный, невзрачный. Ключ к пониманию ее тюрьмы. Ключ к ее казни. Ирис взяла его. Не дрожащей уже рукой, а с новой, леденящей решимостью. Отрицание умерло в «Ледяном Шкафу». Теперь оставался только ужасающий факт: она была ходячей бомбой. И единственный шанс не взорваться по чужому приказу, как Иней, или не сгнить в забвении, как беглянка, был один.
Бежать.
Но как бежать, когда каждый час без «Эликсира» приближает мучительную смерть? Когда весь Институт – это тщательно охраняемая крепость, созданная для удержания таких, как она? Когда ее красота, ее сияние – это не только проклятие, но и клеймо, делающее ее заметной за версту?
Вопросы вихрем носились в голове, но под ними зрело одно: оставаться – значит принять смерть по расписанию Системы. Бежать – значит бросить вызов смерти, возможно, ускорив ее, но сохранив шанс. Маленький, призрачный шанс на жизнь. На настоящую жизнь, а не отсроченную казнь.
Она спрятала чип в самое надежное место – под вшитую подкладку своего матраса, рядом с единственной личной вещью, которую тайком сохранила с ранних тренировок: сломанным карандашом для набросков. Правда была при ней. И яд тек в ее венах, отсчитывая время до следующей дозы, до следующего шага к пропасти или к свободе. Ирис подошла к зеркалу. Глаза в глаза своему отражению.
«Я не украшение,» – прошептала она, и ее голос, обычно мелодичный, звучал хрипло и чуждо. «Я – бомба. И я не взорвусь здесь.»
Ужас не исчез. Но теперь в нем появилась новая нота. Железная. Решительная. Она повернулась от зеркала и начала думать. Планировать. Готовиться к прыжку в неизвестность, где единственной альтернативой было превратиться в серое пятно или безымянный труп в заброшенном архиве. Яд тек в ее венах, но теперь он питал не покорность, а яростное желание жить. Ценой любого риска.