Эйгер не считал сколько, лишь знал, что их слишком много.

Поднимаясь по белым ступеням мраморной лестницы, красной и скользкой от набежавшей крови с тел выше, всматриваться в лица каждого – как удар кинжалом под рёбра, оставляющим невидимые рубцы, тут же принимающиеся ныть фантомной болью. Душа Эйгера горела от пытки. Переполняла смертное тело, уже не в силах сделать новый шаг. Отрешившись от всего увиденного, он делает ещё несколько вязких движений вперёд.

Переступая порог парадной Эйгер сам того не замечая закрывает оставленные распахнутыми двери.

В свете многочисленных люстр, яркий мраморный зал с полуколоннами и гербами, картинами предков, украшенный яркими лентами, торжественный зал накрыт дюжиной столов, отливает смертью повсюду.

Эйгер искал где бы он мог переступить тела, но не смог не заметить новую причёску служанки Зои, новый фрак и причёску дворецкого Резо, стильную золотую оправу очков рядом с тучным телом судьи Энцо и сверкающий на его массивной руке перстень с изумрудом, точно путеводной звездой сверкающей надеждой фантомных звёзд, как что-то инородное среди мира помутневших оттенков грёз.

Сердце замерло, когда Эйгер заглянул в лица убитых. Они были умиротворёнными. Но ужасные раны, причиненные им – никто бы не поверил, что такое возможно. Либо они так настрадались в последние минуты жизни, от ужаса и боли, от мысли что их время пришло, от вида что стало и происходило с окружающими; что попросту сдались, впустив смерть с великой радостью и без намёка о страдании?

Эйгер замирает, когда по спине проходит волна. Холодное цунами – молния, как предчувствие неотвратимого удара.

Хозяин особняка обернулся. Ничто ему сейчас не угрожало, но чувство, промелькнувшее в воздухе, поселило сомнение, предостерегая быть настороже.

Новый шаг раздался страшным всхлипом пропитанного кровью ковра.

Пройдя до лестницы, в сопровождении смерти, на другую сторону зала, он замечает до боли знакомый силуэт: дед Эйт Дименсо в старомодном костюме. С ружьём в руках. Без головы. Только некто с нечеловеческой силой мог сделать такое. Либо напавший орудовал мечом, что объясняет глубокие рассечения и ровные раны, что виделись на телах на всём пути прошедшей бойни.

Эйгер бросается к деду, осматривает карманы, выуживает горсть патронов и хватает ружьё. Медленно заряжает, оглядываясь по сторонам. Несколько тел на втором этаже. Никто не дышит, никто претворяется мёртвым чтобы напасть. Ни на ком и нигде не видны следы выстрелов, тем не менее рядом лежат две раздавленными гильзы, а для полного заряда не хватало ещё пяти. Крови было так много, что не понятно ранил ли дед нападавшего либо промазал. А кровавые следы вели во все стороны особняка.

«Скорее промазал, раз зверства не прекратились» – подумал Эйгер, в надежде, что дед хотя бы смертельно ранил неизвестного и в скором времени он если не истечёт кровью, то получит оболочной пулей в лицо.

Обретя оружие, шанс на спасение, Эйгера пронзило взорвавшейся внутри стужей, парализуя плечи и руки, сковывающей пальцы. Не понимая почему это с ним происходит нечто подобное, каждый раз, когда он продолжал идти его дыхание сделалось медленным, почти затаённым. Но думать, когда всё решают секунды Эйгер позволить себе не мог, как и умирать, но чувствовал, что это не самое страшное, что его ждёт.

От запаха смерти, цветов и парфюма в воздухе рождается новый вкус, то, чем можно описать саму Смерть, в конце концов приходящей за каждым, унося в своё царство. Эйгер представлял костяные сады, залитые алым светом. Огнём и жаром. Воздух плавился. А кожа таяла.