. За Хамом согласно библейской генеалогии следует его сын Куш или Хус, «который, будучи признанным со времен Иосифа, является покровителем Эфиопии… Дети Куша – это пять “эфиопских” народов в Аравии и вокруг Красного моря»[186]. Как раз здесь-то и логично было бы искать «малых египтян». Эти данные объясняют также, почему «татарский» след этимологически дальше не просматривается[187]. К потомкам Хама причисляются, однако, не только африканские народы, но и уже упоминавшиеся жители края земли, о которых сообщали путешественники, как, например, Марко Поло (1245–1324) и Мандевиль[188]; существа-монстры, которые с научной точки зрения обсуждаются в тератологии. Они причисляются к «редкостям» знания, которые люди любят коллекционировать. Еще в «Космографии» Себастьяна Мюнстера содержатся описания группы цыган, которых якобы наблюдали под Гейдельбергом и которые сравнимы с жителями края земли[189].

Хам, который бесстыдно рассматривает оголившееся во сне тело отца и тем самым нарушает табу, служит «общим образцом объяснения нецивилизованности людей»[190]. Его последователями считаются цыгане, которые столь же бесстыдны, а нецивилизованность Хама в фигурах жителей края земли перерастает в гротескные образы. Народная генеалогия ищет положительные и отрицательные черты фамильного сходства, наследуемые добродетели или пороки, исторические миссии или отягчающие проклятья, чтобы определить современный «национальный характер»[191].

Хама характеризуют по его магическим способностям, по поводу Хуса – рассуждают о том, «не с помощью ли проклятья он почернел»[192]. И то, и другое опять-таки вступает в противоречие с представлениями о цыганах, так что некоторые ученые предполагают,

Об этом Якоб Томазиус (1622–1684), как сказано в его «Диссертации» (1652), знает относительно цыган лучше: «притом следует посетовать / что он делает Хуса, сына Хама, отцом не только эфиопов и мавров / но и египтян / которых он попросту… будто бы вывел от Мефраима, брата Хуса»[194]. Рассматриваются также и другие предки: исмаэлиты, потомки «египетской служанки»[195] Агари, или самаритяне при рабби Элиасе в XVI столетии.

Будь то Хам, Хус или Мефраим, жизнь этих «африканских» праотцов овеяна легендами, в которых делается попытка объяснить признаки рода наказанием или проклятием Божьим. Они находятся в отчетливой оппозиции к героическим предкам германских родов, таким как Туиско, Вандалус, Тойто или Баварус, о которых со знанием дела рассказывают в этимологической ретроспекции историографы-гуманисты, такие как Авентин, Генрих Бебель (1472–1518), Якоб Вимфелинг (1450–1528) или Конрад Цельтис (1459–1508)[196]. Подобное можно сказать о легендарных основателях других европейских стран, таких, как «Францио, Бритус, Дан, Нор, Чех, Хунор, Рус», или же «Италус» и «Гиспанус»[197]. Ветхозаветная «Книга царей» предоставляет достаточно материала, на основе которого можно выстроить акт основания и древнюю историю одновременно как территориальный захват и как обеспечение безопасности. Для Цельтиса «germani» – это «те, кого никогда не побеждали, поэтому никогда не изгоняли»[198]. Тот факт, что они были не «пришлые (advenae)», характеризует их как «превосходящих». Свое своеобразие «они уберегли от вредного влияния чужих племен и народов»[199]. По Генриху Бебелю, они – «почти единственные среди всех наций на земле, кто мог править без примеси пришлых и с древних времен обходился без какого-либо внешнего ига»