Война уносила с собой всё, что было дорого.

Всё, что казалось вечным.

Пора спать.

Надо спать.

Он вошёл в шатёр. Вдохнул гнилостный воздух, постоял пару секунд.

Вернулся в койку.

Сон был поразительно спокойным.

Утро наступило быстро. По госпиталю уже сновали мед сёстры, перевязывая раны бойцов. Запах крови и гнили усилился. Помещение было полно шумом, стонами и криками. Слух резали дикие вопли. Они показались Виктору совсем нечеловеческими. Обгоревшего солдата перевязывали. Действие обезболивающих кончилось, морфия просто не хватало на всех. Страдая от ужасных ощущений, он вопил, кричал, просил прекратить его страдания.

Чёртова гуманность…

Она не даёт прекратить страдания обречённых на смерть.

Но он молил об этом.

Виктор приподнялся и огляделся.

Люди вокруг сменились.

Они не дышали.

Не двигались.

Не стонали.

Он понял. Они не спали.

Они были мертвы.

К нему подошёл мужчина в грязных перчатках. Врач. Он поправил очки и присмотрелся к Виктору.

– Сестра, у нас живой., -врач бросил фразу куда-то вглубь шатра и склонился над Виктором.

– Как себя чувствуешь?

Виктор ощутил на себе тёплое дыхание и поморщился. Он попытался обратиться к телу, попробовал понять свои ощущения.

Ничего.

Пусто.

– Никак… ничего не чувствую., -Стоило Виктору сказать это, как рука врача впилась ему под ребро. Лицо скривилось в гримасе боли, рот открылся, но не выдал ни одного звука. Он не смог понять, от боли это или просто не осталось сил кричать.

– Значит, чувствуешь. Хорошо. Можешь встать?

Виктор молча поднялся, откашлялся и опёрся на койку, чтобы не упасть. Голова шла кругом.

– Где я?, -вопрос вырвался сам собой. Виктор хотел знать, где находится. Далеко ли его дом.

– Ты в госпитале. Отдыхай. Я попробую выбить тебе отпуск.

– Спасибо. Спасибо…

Последние слова забрали у Виктора последние силы.

Он даже не заметил, как лёг обратно.

Всё. Больше ни одного слова. Ни одного движения.

Тишина.

В полудрёме прошли следующие несколько дней. Он не считал время – оно просто проходило сквозь него. Где-то звучали отдалённые голоса. Кто-то дёргал его за плечо, задавал вопросы.

Иногда подходил врач или сёстры, справлялись о его состоянии. Иногда с ним заговаривал болтливый сосед.

Мужчина сорока лет, потерявший ногу.

– Главное, жив остался, парень, остальное – ерунда, ерунда…, -он повторял это каждый день. Виктор молчал.

Где-то рядом продолжалась жизнь. Стоны, шаги, шелест бинтов. Но Виктору не было до этого дела. Он был где-то там, между прошлым и будущим. Между мечтами и реальностью. Время не существовало для него. Оно просто шло рядом.

Каждый день к нему подходила медсестра, меняла компрессы на лбу. Она что-то спрашивала, но он не смог разобрать ни одного слова. Образ медсестры плыл перед глазами, смешивался с воспоминаниями и он увидел в ней свою мать. Казалось, это она пришла к нему. Гладила своей тёплой рукой его лоб, щёки. Он снова чувствовал себя в детстве…

Однажды, он проснулся. Голова также гудела, кто-то тряс его за плечо. Что-то срочное? Иначе, зачем будить больного человека… Перед лицом крутили какой-то кипой бумаг, перевязанной веревкой. Надписи, печати. Ничего непонятно. Но вот его глаз уцепился за деталь надписи – печать почты его родного города. Сознание прояснилось. Картинка постепенно переставала плыть. Несмотря на ужасную боль, он смог подняться в кровати.

Эта кучка бумаг вырвала его из комы. Виктор перестал осознавать свою боль. Для него существовало только одно – письма матери. Он должен был получать их, но был на фронте. Они просто не доходили полевой почтой. Теперь, когда он в тылу, письма предстали перед ним всей своей огромной кучей.