– Мама, не пугай ребёнка, – мягко сказала Людмила.

– Да какой она ребёнок? Шестнадцать лет уже. Пора знать, в каком мире живём.

Алина действительно не чувствовала себя ребёнком. Детство закончилось где-то тогда, когда рухнул Советский Союз, а вместе с ним – всё то, что казалось надёжным и вечным. Теперь она была взрослой девушкой в стране, которая каждый день меняла правила игры. Где учителя торговали на рынках, а бандиты ездили на «мерседесах».

Мама выключила духовку и осторожно достала противень. Курица была красивая, румяная, но небольшая – старая несушка, которую забили после того, как она перестала нестись.

– Ножи и вилки слишком холодные, – сказала Людмила. – Будем руками.

Они сели вокруг маленького кухонного стола, освещённого только пламенем конфорок. Мама разорвала курицу на части. Алина взяла кусочек грудки и медленно откусила.

Мясо было жестковатым – старая курица, – но для неё это был вкус счастья. Она жевала медленно, стараясь растянуть удовольствие. Жир стекал по пальцам, но было так вкусно, что хотелось плакать.

– Мам, – сказала она, проглотив первый кусок, – а помнишь, когда мы последний раз курицу ели?

– На Новый год. Котлеты из фарша делала.

– А целую курицу?

Мама задумалась:

– Не помню. Давно.

Они ели молча. За окном выл ветер, где-то капала вода, в соседних квартирах хлопали двери. Обычные звуки девятиэтажки зимним вечером. Но в этом молчании было что-то особенное. Не горе и не отчаяние. Скорее, спокойная грусть и странная благодарность за то малое, что у них есть.

– Это тоже пройдёт, – тихо сказала Алина, сама не понимая, откуда взялись эти слова.

– Что? – не расслышала мама.

– Ничего. Так… думаю вслух.

Но фраза засела в голове. «Это тоже пройдёт». Холод пройдёт. Голод пройдёт. Плохие времена всегда заканчиваются. Но почему-то в этой фразе было и что-то грустное. Потому что хорошие времена тоже проходят. И вот этот момент – семья за столом, тепло огня, вкус курицы – он тоже не будет длиться вечно.

– Знаешь, что я думаю? – сказала мама, откладывая обглоданную косточку. – Мы отсюда уедем.

– Куда? – удивилась Алина.

– В Америку.

Бабушка фыркнула:

– Люда, ты совсем с ума сошла? Куда нам в Америку? Кому мы там нужны?

– Мне там нужна Алина, – твёрдо сказала мама. – Живая и с будущим. А здесь у неё будущего нет. Будет стоять, как я, у метро с курами до самой старости.

– Но как? У нас же денег нет даже на хлеб, – прошептала Алина.

– Найдём. Накопим. Продам квартиру, если понадобится. Главное – цель поставить.

Людмила говорила спокойно, но в голосе была сталь. Алина знала эту интонацию. Когда мама так говорила, возражения бесполезны. Она уже всё решила.

– А Игорь? – Алина покраснела, произнося это имя.

Мама внимательно посмотрела на дочь:

– А что Игорь?

– Ну… мы же… мы встречаемся.

– Встречаетесь? – Людмила подняла бровь. – А я думала, вы просто изредка видитесь тайком, потому что боитесь сказать мне правду.

Алина опустила глаза. Конечно, мама всё знала. Людмила Петровна вообще знала всё, что происходило в их доме и вокруг него.

– Если он тебя любит, – продолжила мама, – то либо поедет с нами, либо приедет потом. А если не поедет и не приедет, значит, любовь была не настоящая.

– Но мам…

– Алинка, – мягко сказала Людмила, беря дочь за руку. – Я в твоём возрасте тоже была влюблена. Думала, что без этого мальчика жизнь кончится. А теперь даже лица его не помню. Любовь – это прекрасно. Но будущее важнее.

Алина хотела возразить, что её любовь к Игорю – не детское увлечение. Что они понимают друг друга без слов. Что когда он обнимает её, весь мир становится правильным и безопасным. Но слова не шли. Возможно, потому что где-то глубоко внутри она понимала: мама права.