Это случилось в пансионате Гарри Каракулин

Полдня промелькнули под визг карусельного станка, норма выполнена и перевыполнена, наступило время подзаправиться. Заслуженный обеденный перерыв! Егор выключил агрегат, взял ветошь. Устал. А до отпуска ещё тыщщу лет. Чем заняться вечером? В киношку?

– Проханов!

Это, конечно, Нюрка, комсорг цеха, некрасивая, хоть и в теле, но, опять же, страшная зануда и какая-то… пресная, что ли. С такой не стал бы ни за какие коврижки, увольте.

– Ну?

– Проханов, дуй в красный уголок. Профорг зовёт. Вроде о горящей путёвке речь шла. Везёт некоторым…

– А куда? На море?

– Много хочешь.

– Ну тогда в Сибирь.

– Вообще не в курсе. Иди, сам узнаешь.

– Ладно, уговорила.

Нюрка убежала, цокая каблуками. Егор убрал рабочее место и не торопясь вышел из цеха.

В красном уголке молодой профорг Приходько играл в шахматы с пожилым парторгом, ветераном войны Иван Иванычем Рыбиным.

– Звал, начальник? Зачем звал?

– А, наш передовик! – Приходько встал, открыл железный шкаф. – Вот, дорогой товарищ Проханов, администрация премирует тебя десятидневным пребыванием в пансионате “Сосново”.

– А на кой, простите за мой французский? Вроде на здоровье не жалуюсь, тьфу-тьфу-тьфу.

– Чудак человек! Это ж не санаторий, а про-фи-лак… тьфу, чёрт, пан-си-о-нат, учреждение для отдыха трудящихся. Природа, воздух и… прочее, – профорг понизил голос, искоса поглядывая на парторга. – Так что езжай, и узнаешь, чем там люди занимаются. Я бы и сам с удовольствием, да вот…

– Да, Егор, не отказывайся, – подал голос Иван Иванович. – Отдохнёшь зачётно. Путёвка бесплатная, в отделе кадров заявление напишешь, и прямо сейчас, с обеда, можешь идти.

– Ну это как бы…

– Ты что, в свободное время банки грабишь?

Егор давно успел привыкнуть к своеобразному юмору ветерана.

– Э-э-э… В своё свободное время я взял за правило посещать библиотеку, а также зоологический сад.

– Хорошо. А девушка у тебя есть?

– Ну как сказать… Сейчас, в данный момент? Нет.

– А не в данный?

– Аналогично нет.

– Вот и чудно! – подхватил профорг. – Вернее, неправильно выразился, то есть в том смысле, что ты человек свободный, вот и развеешься там, имеешь право. И для института справку дадим.

– Это как раз не обязательно, только что сессию сдал, каникулы.

– Тогда вообще хэнде хох, цап-царап, как у нас на Втором Белорусском говорили, – добавил парторг.

Егор вздохнул:

– Ладно, что ж делать…

Уже за проходной он услышал жеребячье цоканье Нюркиных каблуков.

– Егор!

– Ась?

– Егор, сегодня в ДК Крупской “Поющие гитары”, знаешь?

– Неа, не знаю.

– А у меня два билета.

– Зачем тебе два?

– Вот и я о том. Хочешь?

– Хочу. То есть чего я хочу?

– На концерт пойти.

– С тобой?

– А что такого?

– Да знаешь, – замялся Егор. – Мне завтра в пансионат.

– Ну и что?

– То есть я вообще-то равнодушен… э-э-э… к джазам.

– Но ты же сам сказал “хочу”!

– Я другое имел ввиду.

– Что другое? – смутилась Нюрка и даже как будто покраснела.

– А этого я не скажу, ты ещё маленькая.

– Ха-ха, маленькая. Сам ты маленький.

– Ага.

– Ну так как?

– Послушай, Клава, я хочу откровенно сказать. С некоторых пор, как в комсомол приняли, всегда говорю как на духу…

– Я не Клава, я уже двадцать лет как Анна!

– Да?! А, ну да. Тоже неплохо. Как пулемётчица. Короче, у меня такой принцип по жизни, что если что-то у меня и есть, а чего-то уж точно нет, и с концами. Принцип, понимаешь? Кремень! Ух-ух!

– Ничего не поняла. Чего нет?

– Честных намерений.

– Тьфу, напугал, – Нюрка деланно засмеялась. – Да никто не требует от тебя никаких честных намерений. На концерт не хочешь, билеты продам, не проблема, с руками оторвут. Может, в кафе зайдём, в стекляшку? Прямо сейчас, ненадолго.

– Зачем это?

– Ну Егор, какой же ты угрюмый! Мне надо тебе кое-что сказать. А потом всё. Очень надо. А?

Егор вздохнул:

– Ну хорошо.

– Погоди, только переоденусь.

– А с обеда не опоздаешь?

– У меня, к твоему сведению, рабочий день ненормированный.

Время было обеденное, но свободных столиков оказалось навалом. Нюрка выбрала место в углу.

– Что будешь? – спросил Егор.

– Чай и бисквитное пирожное.

– А горячительного?

– Нет, спасибо, я не пью. Вернее, вечером могу бокал вина, конечно.

– Да?! Я тоже не пью. Из мелкой посуды. Но кафе всё-таки. Раз уж пришли. Дают, надо брать, как говорят французы.

– Бери себе, конечно, что ты меня спрашиваешь?

– Ну, как-то… Ладно, дерябну для сугреву.

Стопка армянского коньяка приятно растеклась по организму, он расслабился, откинулся на спинку стула.

– Егор!

– Ась.

– Я хочу сказать…

– Угу.

– В общем…

“Сейчас будет признаваться в любви, – догадался Егор. – И что они во мне находят? Дуры. Да, в спецовке она выглядела не очень, а в платье совсем другой коленкор. И всё же нет, нет и нет, служебный роман – это нафиг”.

– Так вот, я хочу сказать, что я…

Последовала пауза.

– Ну что “я”? Клещами из тебя вытягивать? – уже начал терять терпение Егор. «Я», «я». «Я» бывают разными.

– Я тебя… Я тебя ненавижу! Если бы у меня был нож, я бы тебя убила!

– Боже, какой пафос! Вы в самодеятельности не участвуете?

– Дурак.

– Да, дурак и горжусь этим.

– Нечем тут гордиться. Я тебя люблю, ты что, не понял?

Егор усмехнулся.

– Что ты смеёшься? – обиделась Нюрка. – Тебе это неинтересно? Ты мне в душу хочешь плюнуть?

– Да так… – он перешёл на шёпот. – Скажу тебе честно, как-то так вышло, что меня никто не любит, и особенно девушки меня не любят, и я в отместку тоже.

– Так у тебя никого нет?! – вскрикнула Нюрка и как-то неожиданно успокоилась.

– Ни в одном глазу.

– А хочешь, я буду твоей девушкой?

– Оппа… Жареные раки…

– Ну так как?

– Никак. Извини, мимо.

– Почему? Я тебе не нравлюсь?

– Нет.

– Ты врёшь. Я видела, как ты на меня пялился. На мою попу.

– Как ты могла видеть? У тебя глаза на… на затылке?

– В отражении, дурик.

– Ну ты Штирлиц…

– Егор, пойдём сейчас ко мне, там никого нет.

– И что мы там будем делать?

– Что хочешь.

– Я же сказал, ничего не хочу и даже не имею права.

– Как не имеешь?

– Я дал обет безбрачия. Я этот, как его, секстант.

– Хватит, хватит… Молчи лучше, – Нюрка, как и предчувствовал Егор, залилась слезами.

“Как скучно, – подумал он. – Всегда одно и то же, никакой фантазии”.

– А вот этого я не люблю, – сказал он вслух и встал. – На нас уже смотрят. Мне надо идти. Пишите письма.

Всю дорогу его не отпускало тягостное чувство. Дома полегчало. Он перекусил, собрал вещи, потом прилёг на кровать с книжкой.

Утро. Ехать до места было всего ничего – двадцать минут на электричке, потом пара-тройка остановок на автобусе. Впрочем, Егор решил от станции пройтись пешком. Он пересек по тропинке сосновый лесок, с наслаждением вдыхая хвойный аромат, так не похожий на запах машинного масла и металлической стружки. Просто другая планета, реальность фантастического мира!

Вот и пансионат. Роскошное старинное здание, не иначе бывшая помещичья усадьба. Всё для трудящихся!

Его поселили в трёхместном номере. Соседом оказался весёлый коренастый брюнет лет двадцати пяти, атлетического сложения, из тех, кого называют “рубаха-парень”. Брюнет тут же по-свойски доложил, что занимается борьбой самбо, числится сторожем, подрабатывает грузчиком, но иногда не прочь и вмазать, то есть бухнуть, если имеется повод, и даже если повода нет. Просил звать его по-простому, Серый.

Егор ответил, что его можно называть Гоша.

– А ещё кто здесь? – Егор указал на третью кровать.

– А это Профессор. Вообще-то его Виктор зовут, только сам увидишь – Профессор он и есть Профессор. Не, ваще-т он норм пацан, только заумный, без пяти минут кандидат наук. Сидит день-деньской на скамейке, читает научные фолианты, иногда бубнит что-то, а то вдруг ржёт без причины. К обеду явится как из ружья.

– Кормёжка тут как?

– Как в лучших домах Рио-де-Жанейро. А вода, попробуй, из-под крана, просто минералка, сладкая.

– Минеральная вода вообще-то солёная.

– Не скажи, всякая бывает, даже тухлая, я в Минводах пил сероводородную.

– Тьфу, гадость. Рассказывали, не поверил. Самая тема перед обедом…

– Да ладно, что вода, вода она и есть вода, – махнул рукой Серый. – Как ты насчёт мартышек?

– В смысле, мормышек?

– Ага, шкурок.

– Ну как сказать… – замялся Егор. – Есть у меня одна, приходящая.

– Одна только? Ну там, на гражданке, неважно сколько и неважно кто. Здесь совсем другой коленкор. В пансионате надо отдыхать от трудов праведных, верно я рассуждаю?

– Истинно так.

– Во! – обрадовался Серый. – Вечером танцы-шманцы-прижиманцы, заклеим, побалдеем. Это же курорт, никаких обязательств.

– Думаешь?

– Знаю. Поживи с моё…

Виктор, он же Профессор, длинноволосый тощий блондин-очкарик, действительно прибыл ровно к обеду, читая на ходу.

В столовой они втроём сидели за одним столиком. Обет был знатный! На первое – вкуснейший рассольник. На второе – котлеты с пюре. Даже холодную закуску подали – капустный салат, обильно политый уксусным соусом. И конечно, компот.

Профессор ел молча, заглядывая в книжку, иногда тихо усмехался. Серый лихо наворачивал, периодически крутя головой по сторонам:

– Вот это я понимаю, настоящая житуха! Бабы классные! Оранжерея! Цветник!

– Крапивник, – пробурчал Егор.

– Не будь таким пессимистом, братан. Ты гля, на любой вкус! И, кстати, вон та чувиха всё время на нас смотрит. Плосковата, правда, да и под тридцатник ей. Но такие – это самый сок, поверь моему опыту.

– Кто смотрит? – удивился Егор.

– Да вон, справа от тебя, позырь. Соседний столик. Которая ближе к нам. Не, классная тёлка. Позырь, позырь.