– Да неудобно как-то… – смутился Егор.

– Неудобно, брат, компот носом всасывать, особенно если он без градусов. Кстати, вечерком дерябнем за знакомство?

– А что насчёт режима?

– Какого режима?

– Типа правила поведения в пансионате.

– А, в этом смысле? Будь спок. Я узнавал, у меня кореш здесь был – никакого режима, полная свобода. А свобода – это что? Правильно, осознанная необходимость. Вот и надо, даже необходимо, расслабляться. Мы рабочий класс, гегемон, имеем право. Материалы съезда читал? Нет, ну смотрит, едрит твоё, просто прожигает наскрозно!

Егор решился как бы невзначай повернуть голову, и встретился взглядом с блондинкой, действительно лет тридцати, ухоженной, приятной внешности, одетой в шикарный зелёный костюм. Немного вздёрнутый носик, элегантная стрижка, большие, чуть восточного типа зелёные же глаза, пухлые губы. Она не смутилась, просто ненадолго отвела глаза. Егор, сам от себя того не ожидая, продолжал бесцеремонно её рассматривать. У него внутри что-то шевельнулось, в памяти всплыло полузабытое слово «флюиды». Она опять посмотрела, улыбнулась и, как показалось, даже слегка ему подмигнула.

– Э, да она с тобой, брат, заигрывает! – заметил Серый. – Я б не терялся.

– Ну так займись сам, – смутился Егор, тут же испугавшись, что тот последует его совету.

– Неа, она на тебя глаз положила, верняк. Я встревать не буду, себе тоже найду, за пару дней максимум, не проблема. У меня такой инструмент!

Егор повернулся ещё раз. Женщина опять улыбнулась.

Рядом с блондинкой казанской сиротой ютилась, царапая вилкой в тарелке, совсем молодая девушка, с прямыми распущенными волосами цвета ондатры. Не слишком страшная, но и до красотки далековато. Ещё её немного портили огромные очки в заграничной оправе, нелепо сидящие почти на самом кончике, впрочем, тонкого изящного носа. Одета она была простовато. Нет, та, первая, не в пример поинтересней будет, окончательно решил Егор.

– Давай, действуй! – продолжал Серый.

– А как? Что, прямо сейчас подойти?

– Не, они уже уходят. Сегодня вечером на танцах увидишь, там и склеишь. Я, брат, в этих делах тёртый калач, спрашивай, если что, плохому не научу. В смысле, наоборот, хорошему. Тьфу, блин, совсем запутался. Профессор, пойдёшь поскакать?

– А? Что? – тот оторвался от книжки. – Да нет, скучно.

– Вот что, ребя, – Серый поднялся из-за стола. – Тут продмаг рядом, я за портфелем, в смысле портвешком, блин, могу на всех взять, делайте ваши ставки, господа, вечерком организуем сабантуй, после танцулек мочалок приведём, как из ружья.

– Давай, – Егор полез в карман за деньгами. – Если только марочного. Две.

– Ну так, рабочая аристократия, знамо дело. Две, значит.

– Пожалуй, я тоже в долю войду, – сказал Профессор. – Только мне белой. Водки, то есть.

– Вот это по-нашему, по рабочее-крестьянски!

– Давай и мне тоже, – переиграл Егор. – Одну марочного, и одну три шестьдесят две или четыре двенадцать, что будет. Вот червонец.

– Ну, богатенький Буратино. Всё, сфотографируем.

– Дотащишь?

– Обижаешь, начальник. Я одной левой двухпудовую десять раз отжимаю.

– Ну да…

– Зуб даю.

Танцы были в самом разгаре, когда Егор и Серый, приняв для бодрости по стаканчику, появились в зале. Серый тут же растворился в толпе. Вовсю гремела зажигательная музыка, неяркие цветные фонари на стенах, кругом мерцало и искрилось от большого зеркального шара, который крутился-вертелся под потолком.

Начался “медляк”. Давешнюю блондинку он увидел у колонны, стал пробираться ближе.

Чуть не опередили! Какой-то лысый дядька подскочил к ней, женщина что-то ответила, но не двинулась с места, тот развёл руками и отвалил с обвисшей физией.