– Да, именно это, – Филиппов кивнул. – Но это ведь ни «Нейроплан», ни «Homo syntheticusus» не являются единственными организациями, которые работают с антропоморфами, почему вы вспомнили именно о них?

Рыбалкин откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди:

– Я не знаю, строить гипотезы – ваша работа… Я назвал тех, кто пришел мне в голову, не спрашивайте, почему… Может, мне просто недавно попались их рекламные буклеты.

Он заговорил резко, зло. Так, словно ему совсем не безразлично, что стало с похищенными материалами.

Во всей этой истории у Филиппова не укладывалось вот что: если сервер Вишнякова выкрали ради материалов по антропоморфизму, то почему не тронули материалы из лаборатории? Не нашли способов проникнуть? В это верилось с трудом – они оказались достаточно подготовленными, чтобы совершить убийство.

«Это сделал сайман», – вспомнилось.

Сайман… Опять все не складывалось из-за этого Саймана, кем бы или чем бы он ни был.

«Надо искать похищенные файлы», – понял Филиппов.

– Если они похищены, эти материалы, вряд ли их просто уничтожили, – предположил он. – Могут ли они где-то «всплыть»?

– Если они похищены тем, кто хочет исправить ошибки методики, то конечно всплывут… новым поколением антропоморфов! – Рыбалкин рассмеялся.

– А если серьезно?

– А если серьезно, то мне непонятно, что вы от меня хотите узнать. Ваши люди изъяли все носители, все материалы, парализовав работу лаборатории, поставив под угрозу научные изыскания десятков людей… Вы на них, что же, не нашли материалов по докладу Арсения Владимировича? Его заметок по «Сайману»? Или вы меня в чем-то подозреваете и таким образом решили проверить?!

Он распалялся все больше, из глаз уже сыпались искры, а на щеках алел лихорадочный румянец. Филиппов улыбнулся:

– Нет, что вы… Я просто хотел понять суть работы Арсения Владимировича. Спасибо. Вы мне очень помогли.

Он быстро попрощался с Рыбалкиным, договорился о встрече, если появятся еще вопросы – молодой человек вяло кивнул, поднялся из-за столика и направился в сторону НИИ, пройдя через другой выход.

Филиппов неторопливо шел к стоянке, когда на экран коммуникатора выбросило голосовое сообщение. Федот удивился и открыл его, чтобы прослушать.

– Федот, у нас проблема. – Это была Рабанская. Она говорила приглушенным шепотом. – Я на парковке у травматологии… До кара не добралась, тут это… – она еще понизила голос. – Железяки… Мне кажется, они ищут меня.

– Черт… Я ж сказал, ехать в управление! – Филиппов уже набирал номер журналистки.

Та ответила после первого гудка:

– Тут с десяток железяк этих, ходят вдоль рядов аэрокаров и у моего дежурят трое. Я не проскочу! Чего делать?

– Где вы?

Майя замешкалась:

– Я боюсь, что меня или вас прослушивают, могут засечь, если я скажу…

– Они вас по сигналу найдут быстрее! – Филиппов начинал нервничать. К своему аэрокару он уже подбегал.

Девушка выдохнула:

– А, да, в самом деле. Я под скамейкой, в сквере у больницы. Чего делать-то?!

– Сидеть под скамейкой.

– Поняла… А долго сидеть?

– Пока не скажу бежать, – он уже поднимал аэрокар в воздух и вызывал транспортную полицию.

Не сбрасывая сигнал Майи, получил геолокацию и сверился с картой. Поручил дежурному:

– Квадрат 17-а-м, нужен купол для защиты свидетеля. Парковая зона у городской травматологии. Полный контроль цифрового сигнала, подавление шумов и внешней телефонии.

Он переключился на дежурного по управлению:

– Нужно организовать защиту Василию Яблочкину. Есть угроза нападения…

Он раздавал указания, а сам, выбрав экстренную высоту, мчался к травматологии. Ему потребовалось девять минут, чтобы добраться до нее.