Рыбалкин отложив ложечку и отставив пустую креманку в сторону, он отметил:

– Я думаю, он занимался этим проектом в одиночку, вероятнее всего – дома, поэтому ему никто не был нужен на данном этапе. Вероятно, пока проект имел лишь теоретическую основу, а потому и не был известен широким кругам.

– Но на конференции Вишняков планировал выступить с развенчанием ареола антропоморфизма?

Аскольд кивнул:

– Да.

– Скажите, Аскольд Михайлович, мог ли профессор Вишняков самостоятельно разработать прототип этой программы и внедрить ее? Самостоятельно, без чьего-то участия, я хочу сказать.

– Мог, конечно… Но, знаете, – Рыбалкин задумался, вдруг что-то вспомнив: – Он был обеспокоен в последнее время, он даже сказал мне как-то, что…

Юноша с сомнением уставился на Филиппова, в глазах расцветала догадка:

– Что-то пошло не так!

– Что вы имеете ввиду?

– С этим проектом, с «Сайманом» – с ним что-то пошло не так! Арсений Владимирович очень злился и незадолго до всех этих… событий… сказал, что поступил опрометчиво. Я у него спросил тогда, о чем он говорит. И профессор очень странно улыбнулся и пояснил, что он создал монстра, которого сам теперь боится.

– И вы думаете, что он говорил о «Саймане»? – Филиппов допил одним глотком остывший чай.

Рыбалкин снова потух и опустил взгляд:

– Не знаю, возможно… Но может быть он и что-то другое имел ввиду. Я бы не хотел обсуждать с полицией дела НИИ, мне еще с этими людьми работать.

Он посмотрел на часы – время его обеденного перерыва завершилось, он начал нервничать.

– У меня последний вопрос, – Филиппов рассчитался по чеку. – Аскольд Михайлович, мог ли кто-то заинтересоваться материалами по проекту «Сайман» или какими-то иными разработками Вишнякова, которые он хранил дома, на домашнем сервере?

Рыбалкин насторожился. Его взгляд снова приобрел ясность и заинтересованность:

– Кто-то похитил данные?

Филиппов не хотел раскрывать всю информацию, а потому уклончиво пояснил:

– Я не могу раскрывать содержание материалов уголовного дела, к сожалению.

– Что ж, – Рыбалкин поставил локти на стол и сложил пальцы в замок. – Если данные похитили, это многое объясняет.

Он задумчиво наблюдал, как официантка убирает со стола посуду, забирает оплаченный чек. Приветливо прощается.

– Вам предложить что-то еще? – спросила вежливо у Филиппова.

Следователь отрицательно качнул головой:

– Нет, мы уже уходим… Так что вам внезапно стало понятно?

– А вы подумайте сами… Он собирался выступить со скандальным заявлением. Его убили. А материалы бесследно исчезли. Вам не кажется, что это очевидный след?

Филиппов улыбнулся:

– Строить гипотезы – моя работа. Вас же я спросил, кому бы это могло быть выгодно.

Рыбалкин заметно покраснел. Убрал руки со стола, спрятал на коленях.

– Простите, я, вероятно, увлекся… Если исчезли материалы, то я бы искал тех, кто заинтересован в молчании Вишнякова: например, фабрику «Homo syntheticusus»[1], они являются разработчиками биомассы. Или Лабораторию «Нейроплан», которые разработали и внедрили методику искусственной оцифровки сознания. «Нейроплан», кстати» ‐постоянный партнер «Homo syntheticusus»…

– Ясно, – Филиппов знал эти организации, ничего нового Аскольд не сообщил, но, наконец, оказалась сформулирована почти очевидная несостыковка:

– Погодите, Аскольд Михайлович… А НИИ антропоморфизма разве не работает с «Нейропланом» и «Homo syntheticusus» на одном поле? Разве они все не занимаются разработкой, популяризацией и исследованием этого явления?

– Скорее методики, – уточнил молодой ученый. – Нет, вы все упрощаете. НИИ занимается фундаментальными исследованиями. Фабрики и лаборатории применяют полученные знания на практике, обучают у нас свой персонал. Но мы не связаны какими-либо обязательствами с ними, если вы это хотели узнать.