Научился спокойно спать.
Научиться бы забывать.
Все забыть, и начать бы вновь
Рассусоливать про любовь,
Про свои, ах, шестнадцать лет,
Как сказал воздыхатель Фет.
Только годы – они не врут.
Запинают. Напрасный труд.
1974
306.
Автобус качало и поручень
Спицами рук изогнут.
Каждый, как будто в колбочке
В мнимом своем инкогнито.
Стиснутый валом пышущих
Спин, коленей, локтей,
Вял я, как всякий пишущий
В век неземных скоростей.
Лишь пальцы железной хваткою
Поддерживают на весу
Напоминающее и краткое
Тело, завидующее Дерсу.
А левую руку укачивало
И представлялось невольно, –
То ее укорачивало,
То удлиняло достойно.
Но уж рождалось событие
И разгонялась кровь.
Тонкой, как леса, нитью
Взгляды, лицо – бровь в бровь.
И разошлись. И городом
Бегать, плавя стекло.
Сердце зашлось от голода.
Снегом глаза замело.
1974
307. Тридцатилетие
Блуждать тропой ночным дремучим парком
В обнимку с бедною затасканной луной.
Блуждать вдвоем. И церковью в огарках
Блистает клен. Блистает мир ночной.
Все спит. Все умерло. Давно не существует.
Лишь шаг. И два. Остановись. Замри.
Послушай ветра песенку простую,
Привет от тихой девушки – зари.
Таких тихонь не сыщешь, не надейся.
Ты слышишь, как томится? Поспеши,
Скажи ей, что свиданье ровно в десять
Минут шестого. Где – ты сам реши.
23 сентября 1974
308.
Не упустить травы худенье.
Прожить сентябрь накоротке
С дрожащей парковою тенью
В неразличимом шепотке.
Гасить дыханье у боярки,
Где воздух алыми прошит
И праздничными, как подарки,
Плодами. Зренье разрешит
Забрать с собой брусочек меди,
Разъятый пальцами ветвей
На сговорившихся соседей,
Стилистов гибели своей.
29 сентября 1974
309.
Когда ты станешь всем чужим,
То хоть себе останься верен.
Как был, хотя бы, верен Беринг
Завидным принципам своим.
Чужой душе открой Чукотку
И Командора острова,
Где заполярная сова,
Не щуря глаз, разинет глотку.
И я, как скобами, словами,
Полярной ночи клюв зажму.
Я так хочу любим быть вами.
Не отгораживайтесь рвами.
Ну дайте руку хоть пожму.
Хотя бы слово на растопку.
Простое, колкое: «Щепа».
Его потоньше ощипав,
Пустить огонь под эту стопку.
Канатоходцем, гибок, бел
По щепке пламень полетел.
И вот уж пляшут языки
Лезгинку жадно вкруговую.
Костер трещит: «Я существую».
Свет проникает в уголки.
22 октября 1974
310. Фото Лайзы Минелли
Страна прижатия локтями,
Коленкой, стиснутой впотьмах,
Прижавшей также в двух местах
Глухое сердце в теплой яме.
Страна бушующего бреда
О пальцах, чующих предел,
В которых встрепенется Леда –
Ослеп, как только поглядел.
Но, прикоснувшись, видел снова,
Как в негатив сквозных зрачков
Летела кувырком Брюллова
Помпея нищих дураков.
Смеялись десны, пели зубы.
Прищур врезался в маску строк.
И, как приевшийся урок,
Толклись у щек нагие губы.
24 ноября 1974
311.
Темно, совсем темно, и ни души не встретишь.
Бесчестен вечер. Ночь черным-черна.
Письмо от Чехова в пустых руках повертишь
И дальше отошлешь. Несчастная страна!
Угодьями угодлива, обильна
Князьями, подпирающими свод.
Не успевает низкая давильня
С высоким качеством передавить приплод.
…
Ты, виноградинка, изюм… Прижмись поближе,
Кишмиш моей восторженной души.
Как пропеклась ты солнцем! Не нанижет,
Не трусь, нас время на карандаши.
Мы не букашки, не гербарий даже.
Еще на ветках мы и солнце высоко.
Еще печет. И так прозрачен каждый,
Что в желтизне лишь косточки зрачков.
24 ноября 1974
312.
Во сне, как помню, шел,
Не оступаясь, не переча…
То было меньшее из зол,
И говорил: «Тут, недалече».
А сзади, – разве различишь? –
Хитросплетения погони.
Бросались в горные ключи
Те кровожадные их кони.
Нет, это было не со мной.
Не мне, не мне так много чести.
Смыкался вечер ледяной.
Скакал ущельями наместник.
Пусть Велизарий не холоп,