Ну а «после»?

Завершение Великого Делания согласно герметико-алхимическому канону знаменуется смертью, и следует помнить, что победившие смерть продолжают жить не на Земле и если бы они даже оставались здесь, всё равно нельзя было бы установить их идентичность.

Древние греки говорили teleo, когда хотели выразить завершение в двух смыслах: «умираю» и «жертвую собой», что должно было определять скачок (по этой причине я и говорю о Великой Гипотезе), при котором субъект, объект и акт познания сливаются воедино. К данному состоянию или модусу бытия отсылает мистик, говоря о пробуждении ото сна, каковым является жизнь, двумя словами: docta ignorantia.[57]

«Укус змеи» – метафора, которая налагает печать на продолжительность жизни Человека в герметико-алхимическом смысле… и продолжает род Дракона.

Если Юлий Фирмик Матерн, астролог IV в., насколько нам известно, был первым, кто стал использовать термин «Алхимия», то египтянин Болос Мендесский (III–II вв. до н. э.), согласно достоверным сведениям, был первым среди авторов, то есть тех, кто оставил после себя свидетельства Великого Делания, каковое название уже тогда использовалось инициатами.

До наших дней сохранились фрагменты его доктринальной работы, быть может, наиболее важной: Физика и Мистика, где под «физикой» подразумевается наука об оккультных силах Природы, а под «мистикой» – знание наиболее глубоких мистерий.

Начиная со II–I вв. до н. э., нам известны другие авторы, среди которых называют (псевдо-) Демокрита, каковому, вероятно, приписывались работы того же Болоса (ведь в то время не было никакого повода отстаивать право на аутентичность), а также Марию Пророчицу, именуемую Еврейкой или Копткой, – весьма достоверный персонаж, хотя из её работ сохранились лишь цитаты; как считают, она первая использовала сексуальную метафору для описания соединения Субстанций. Тот факт, что ей приписывают также разработку базовых процессов, на основе которых затем развивалась металлургическая практика алхимии, химии и спагирии, примером чему служит balneum Mariae,[59] как назвал это устройство в XIV веке Арнольд из Вилла-новы, следует принимать cum grano salis[60] и не буквально.

В контексте западной культуры слово «мистика» впервые начало использоваться в конце V века в работах, приписываемых Дионисию Ареопагиту, скорее для обозначения определённого типа теологии, чем для описания личного опыта, то есть «негативного», агностического пути к Богу, который имеет целью знать, не зная (см. docta ignorantia). Сам этот факт поистине мистичен, так как теология не предполагает непосредственной сопричастности Богу, каковой опыт составляет суть мистицизма, и «обоснование» которого всегда исключительно индивидуально, как алхимическое Unio Mystica[61] (см. Г. Дорн).

Мария Пророчица в особенности известна своей философской – также и в герметическом смысле – аксиомой: «Одно становится Двумя, Двойка становится Тремя, а Тройка порождает Единицу как Четыре». Данное высказывание справедливо для любой космогонической прогрессии. С этой же школой философской мысли связаны имена (псевдо-) Комария и (псевдо-) Клеопатры, в то время, как со школой Болоса ассоциируют имя Останеса (знаменитого также в качестве мага), который, похоже, оказал определённое влияние на самого Болоса и сыграл немалую роль в историческом рождении Алхимии.

Практически одновременно с вышеупомянутыми авторами жил некто Гермес, коего цитирует Пселл (сам также почитатель Алхимии), автор двух работ: Солнечное Делание и Физика, из которых до нас дошли лишь весьма немногочисленные фрагменты и чуть большее количество цитат в работах авторов, живших позднее. В ряде комментариев, однако, сей Гермес отождествляется с Агатодаймоном и упоминается как основатель алхимической школы в Харране, для каковой был характерен акцент на использовании в работе исключительно «металлов», что указывает на связь между философией этой школы и идеями, типичными для жреческой среды, в которой металлургические техники несли эзотерический и метафизический смысл.