Но вдруг Лари увидел среди пришедших на площадь жителей одну соседскую собачку, её звали Моти. Он забыл про площадь Семи Пней, про Обменный день, про брата Калю, который толкал его в бок, про прислужника Короля, который уже недовольно шевелил мощными усами, приподнял шерсть на загривке, свирепея, и подгонял Лари с выбором соломинки. Лари забыл про всё. Не глядя, вытянул из огромной лапищи палочку и только по возгласам толпы понял, что ему досталась короткая. Но ему было всё равно. Он задумчиво показал соломинку толпе и в шутку пробормотал, что отправит на рыбалку своего старого деда. Все стали потихоньку расходиться, потеряв интерес к происходящему. Калю на мгновение застыл от досады, осуждающе посмотрел на брата, злясь на его неловкость при вытаскивании соломинки, почесал затылок и тоже куда-то удалился, наверное, нашёл собачку, желающую обменять сочную осоку на ягоды или ещё на что-нибудь вкусное.

Лари замер в тени и смотрел на Моти, которая стояла всего лишь в нескольких шагах от него, совсем рядом. На неё падал солнечный свет через отверстия, вырытые наверху в земле, над головой. В солнечном свете плавали пылинки, лучи были немного мутными и рассеивали фигурку Моти, – она была словно частью этого тёплого золотистого потока, от неё было не оторвать глаз. Лари пожалел, что её красивая густая шелковистая шёрстка такая короткая, – такая же, как у других собачек, а не длиннее. Так хотелось продлить её рост, чтобы она росла и росла, превращалась в прекрасные волны меха, которые переливались бы на солнце золотыми искрами, как поверхность Ягарэ, и играли бы на лёгком ветерке, как длинные травы.

Лари бы даже научился заплетать ей красивые плетёнки из длинной шёрстки, – ведь умеет же он плести верёвочки из прочной травы. А из мягкой шерсти плести, наверное, даже и проще. Он начинал бы плетение от её висков, совсем рядом с маленькими ушками, вплетал бы в её шёрстку цветы и ароматные травки…

Но тут он увидел, что Моти и Калю, его брат, о чём-то весело болтают. Калю шутил про удивительный чуткий нос Моти, про её невероятно тонкое обоняние, про то, как он удивился, что она по запаху осоки угадала, – с какой именно части берега Ягарэ её собрали. Моти смущённо смеялась и смотрела на брата, не скрывая улыбки. Они уже обменялись – Калю отдал ей большую вязанку сочной осоки, Мотя отдала Калю три кулька из листьев, туго набитых стручками мышиного горошка.

В Обменный день можно было прийти на площадь Семи Пней и обменяться с другими жителями едой, красивыми камешками, свитыми из травы верёвками, сушёными цветами и листьями, сухими рыбьими чешуйками на всё, что понравится. Главное, чтобы твоё обменное добро понравилось тому, с кем ты собрался меняться. Жители, чьи норки находились недалеко от берега Ягарэ, тащили на площадь пустые ракушки, острые рыбьи косточки, сочную осоку, разные съедобные стебли, листья и плоды прибрежных растений, гладкие пёстрые и однотонные камешки, красивые переливающиеся крылья дохлых стрекоз, сухие водоросли и редко – длинные, скрученные в моток свежие водоросли, скорлупки яиц водяных птиц, всё то, чем можно было поживиться на берегу реки. Жители противоположной окраины поместья приносили ягоды, зёрна, семена, листья, стебли тех растений, которые не росли по берегу Ягарэ, ну и всякую всячину вроде острых камешков, грибов, ароматных веточек, птичьих перьев, кусочков коры и даже сосновой смолы из Совиного Леса.