– Мотя, ну опять ты за свое. Договоришься у меня… Отравлю грибами.

Коммуналка снова залилась смехом.

– Слышь, Осип, – обернулась тетя Мотя к Иосифу, – ты не бойся, у нас тут и шутки, и грибы – все с душой.

Чуть позже они уже сидели за столом. В комнате стоял густой запах жареного лука, солений и свежеиспеченных пирожков, которые одна из соседок притащила в глубокой миске, прикрытой кухонным полотенцем. На подоконнике, рядом с астрами, стояла открытая банка с маринованными грибами – аромат уксуса едва уловимо щекотал нос. Из приоткрытого окна доносились звуки двора: щелканье мяча о стену, чей-то прерывистый смех, далекий крик «Маша, домой!», и теплый, чуть уставший ветер шевелил тюль, заставляя ее мягко колыхаться.

Бутыль с самогоном стояла посреди стола, словно почетный гость – пузатая, с толстым горлышком, из стекла, отливавшего зеленовато-серыми тенями. Внутри плескалась мутноватая жидкость – как будто дышала собственным, тяжелым духом. От нее тянуло хлебным теплом и крепостью, от которой перехватывало горло. Это угощение тетя Мотя наливала щедро – с уставшей, но точной уверенностью знатока. Как будто знала: без этого – не разговор.

Иосиф, обмахиваясь газетой от духоты в комнате, невзначай спросил хозяйку:

– А у вас что, огород есть?

– С чего бы? – удивилась та. – Разве что подоконник вон уставлен цветами.

– Так вы же с Галиной Николаевной из-за укропа ругаетесь?

– Ай да, малой! – рассмеялась она, покачав головой. – Внимательный! Неа, это чистой воды конспирация! Нарву на газоне травы, пару веток с деревьев – и готов тебе "набор для засола". Стою, машу этой зеленью, как приманкой, народ зазываю. А уж потом – хоп, из-под прилавка колбаска, конфеты. Все из Москвы. Тащу, как муравей, по чуть-чуть.

Она заговорщицки понизила голос:

– А Галочка у нас, выходит, фарцовщица по части одежды: джинсы, костюмы, сапоги – вся заграница, чешские фирмы!

Мотя кивнула, словно подводя итог:

– Может, и тебе чего подберем, чтоб не ходил, как сирота казанская. Крутимся, как можем. – Тут она вздохнула и тяжело опустила глаза. – На одну заводскую пенсию не проживешь. Приходится вот таким Макаром дыры латать.

***

В какой-то момент раздался звонок в дверь. Тетя Мотя пошла открывать. Вернулась в комнату, весело крутя над головой фартук:

– На танцы пригласили!

– Да кому ты, старая, сдалась?! – прогорланила Груша на весь дом. – Поди, Ефим с кладбища по твою душу пришел!

– Говорю же, на танцы. Но не меня, а Осипа! – небрежно бросила она передник в сторону соседки. – Наши дворовые стрекозы долго в невестах не засиживаются. Острый нюх у них. Враз новенького учуяли.

– Пойдешь? – повернулась она к Иосифу. Парень покраснел – то ли от смущения, то ли от самогона.

– Конечно же пойдет! – отрезала за него Галина Николаевна. – Годы молодые, пусть гуляет. Ему скоро в сапогах маршировать – не до веселья будет.

– А кстати, про обувь, – всплеснула руками тетя Мотя. – Галка, у тебя, поди, найдутся для Осипа какие-нибудь приличные кроссовки. Негоже парню перед городскими невестами в сандалиях щеголять.

– Да у тебя, небось, и самой что в закромах завалялось, – съехидничала Груша.

– Боюсь, не по размеру будут. Ну-ка, какой носишь? – повернулась к Иосифу.

– Сороковой, – немного неуверенно ответил он.

– Посмотрим, подберем что-нибудь. А ты, подруженька, – кивнула она Гале, – сбегай за джинсами. Не обеднеем. Пусть уж невесты глядят, кто к нам во двор приехал!

Тетя Мотя подошла и постучала в дверь соседней комнаты – той самой, где жила мать-одиночка с сыном. Эти жильцы за весь день ни разу не показались на глаза, в гулянье не участвовали.