и скрыты берега – пока плывешь в огне.
«Дети Евы рождались в аду…»
Дети Евы рождались в аду,
в прогрессии протуберанцев,
крылья вырваны на лету.
волочились по следу,
зов, жужжание.
Узнаете – Земля?
Стук копыт, рык и ржание,
все желаемое – нельзя.
Где дьявол содом возвеличил
до мысли единой —
постель,
эротика – мысленный трафик,
искомая самоцель.
«Догребай, спеши…»
Догребай, спеши,
доживай, дыши
синеглазый мрак,
смак, веселый май,
гнев и сердолик,
златокамня лик,
унесенный ветром
клекот синих птиц.
«Мы расстворяемся друг в друге…»
Мы расстворяемся друг в друге,
смешны деленья на миры,
твои неистовые руки,
твои горячие вихры -
как ураган, горячий, нежный,
всесильный, страстный, неизбежный,
ворвавшийся в мои пространства,
смешавший бездну окаянства
с манящей свежестью озона
и оглушительного звона.
«Когда мы были динозаврами…»
Когда мы были динозаврами
в доисторической дали,
питались горечью и лаврами
нещедрой пепельной земли.
Летали, плавали и ползали,
любили спать, любили есть,
драчливыми кичились позами,
вздымая чешую и шерсть.
Нажравшись, грели рожи плоские,
инстинкты тешили свои,
надув багрово шеи плоские,
вели смертельные бои.
И души темные, звериные,
надежная скрывала бронь,
и не был превращен в извилины
рассудка бешенный огонь.
Ты скажешь: динозавры вымерли.
Я с ужасом в тебя гляжу:
со дна души, в страстях ли, в дыме ли, —
взлетает зверь по виражу.
Выпустим птицу!
« Выпустим, говорю…»
Выпустим, говорю
среброгрудую птицу —
петь, петь, петь!
А не томиться.
Пусть обнажится суть —
всем бы нам крошку неба.
Если свободен путь,
птице ли – хлеба?
Меч в твои руки вложу —
клетку – наотмашь!
Я и сама дышу
не беззаботно.
Слышишь – как тонко в груди?
Видишь – как дышит ветер?
Выпустим птицу! Лети!
Пусть будет путь ей – светел!
Только напрасен плач
горе -дебила.
Что же ты в слезах, палач?
Птица тебя забыла.
Видишь – смеется, летит,
в синих лучах серебрится.
Может, тебя и простит
эта свободная птица.
«Белое бы тебе крыло…»
Белое бы тебе крыло,
вечное бы тебе – тепло!
Неба стихия – цель!
А в апогее – трель!
Пой, создавай волну,
славную голубизну,
славный словесный вздор,
рифм перебранку и спор.
Каждое слово – ложь,
каждое слово – дрожь,
в целом же тысячи нот —
музыки вечной взлет.
Если перепоешь —
значит – переживешь.
«Стань светла…»
Стань светла
у Млечной звезды,
не ветла —
но нет пустоты.
Тот же шелест и шелест —
плач.
Он слышней, когда
кони – вскачь.
В центробежном
смешеньи времен
в человеке —
вдруг топот и звон.
Брызги, брызги
из-под копыт,
свист и визги
и рана болит.
Через час
этот всадник умрет,
через миг
станет пылью народ.
«Печали – побольше. Она – от потопа…»
Печали – побольше. Она – от потопа.
Она до потопа – великая сушь.
Она – как на облачке Пенелоппа,
чтоб виделось – дальше,
чтоб слышалась – глушь.
И в сердце – так тонко. Вот-вот и сорвется,
лишь пеночки горлышко ноту возьмет,
петлей резонанса плач птичий взовьется
и тысячи жизней с собой унесет.
Жми на газ!
«Байкер. Лидер газовых треков…»
Байкер. Лидер газовых треков
Спиртом продраена глотка.
Рокот мотора и рока рев.
Пыль героина коптит волос носа.
Металл, тугоухость, слава садиста.
Дама – заплечный рюкзак налегке,
его столетняя война, одиночество,
согревающее спину.
Горький трах посреди опустевшей Вселенной.
– Пей. Последний глоток.
Фляжка пустая летит вдоль шоссе.
– Мы остались одни?
– Не одни мы остались.
– Пинается?
– Выжил, черт.
– Нахрен, сдохните оба!
Скинул лямками в сток карбюраторных мыл —
и в распыл.
«Люблю гонки…»
Люблю гонки,
лохматых лохов на старте,