- Спасибо, что послала за мной дядю Толю, - поблагодарила Эрмина, скоренько сложив в уме два и два.

- Да чего уж там, не чужие ведь люди, - подобрела вдруг бабка. – Болела никак? Вид у тебя, краше в гроб кладут.

- Отравилась, - не вдаваясь в подробности, пояснила Эрмина, - мать вчера забрала из лечебницы и сразу к тебе отправила, сказала, что на свежем воздухе быстрее поправлюсь.

- Это она верно решила, - покивала головой бабка. – Вы там у себя в городах лопаете всякую гадость, которую и едой-то не назовёшь, а у меня всё натуральное, вот этими руками выращенное. – Она простёрла перед собой натруженные ладони, но тут же их спрятала под цветастый с оборками фартук, вдруг спохватившись: - Ты небось голодная, а я тебя разговорами потчую. Мой руки, да ступай в кухню, поешь молока с хлебом. Не обессудь, другого ничего не готовила, ночь на дворе. Утром яиц соберу, да кашу на молоке запарю.

Молоко оказалось холодным, видно из погреба, а хлеб белым и ноздреватым. Эрмина впилась зубами в пышную мякоть и с наслаждением ополовинила кружку с молоком, чувствуя, как по телу волнами растекается блаженство. Эта еда действительно была несравненно лучше той, которой она довольствовалась в последние дни, хоть и простой до крайности. Но в её состоянии так даже лучше. Измученному организму легче будет её усваивать.

Сытая и довольная, Эрмина отправилась спать в отведённую ей крохотную комнатушку, отделённую от общей комнаты лишь занавеской. Засыпала колдунья на пуховой перине, совсем такой, какая была у неё в замке. И пахло в этом доме знакомо: деревом, травами и немного перестоявшей брагой. Обычный деревенский дом, каких тысячи в её мире, за исключением разве что необъяснимого чуда под названием электричество, дарующего и свет, и тепло без особых усилий. Достаточно одного нажатия пальцем и темнота отступит, а воздух прогреется до приемлемой температуры. Чудеса, да и только.

***

- Славка, вставай, засоня. Айда на речку купаться, пока твоя Матвевна у моей бабки чаи гоняет.

Эрмина нехотя приоткрыла один глаз и с удивлением воззрилась на конопатую мордашку мальчишки лет шести, что щербато улыбалась в оконном проёме.

- Ступай, мальчик, не мешай тётеньке спать, - ответила она сиплым со сна голосом, а потом, сладко зевнув, перевернулась на другой бок.

Мальчишка, видно, опешил, потому что пару минут от окна доносилось только сопение, а потом он вдруг что-то понял и закричал во всю мощь своих лёгких:

- Да ты чего, не узнала меня? Это же я, Тимка Самойлов, сосед твой и друг самый лучший.

На друга взрослой по меркам любого из миров девицы этот рыжий вихрастый пацанёнок никак не тянул, разве что на младшего брата, прилипчивого и надоедливого сверх всякой меры. У Эрмины в её прошлой жизни такой имелся. Поздняя радость родителей и вечная головная боль старших сестёр, потому как уродился Ари редкостным непоседой, за которым нужен был глаз да глаз.

В сердце колдуньи, впервые за много лет, всколыхнулась тоска по дому. Редкие встречи с родными людьми не приносили ей радости. Их чаяния и надежды казались ей чересчур приземлёнными, она же одним своим видом приводила и мать, и отца в замешательство. Подарившие ей жизнь люди просто не знали, как к ней обращаться, как вести себя в присутствии столь важной гостьи. И только маленький брат относился к ней по-прежнему, как к любимой сестре, которая стерпит все его шалости, ответит на любые вопросы, а если очень попросить, то обязательно наколдует воздушного змея на потеху всей детворе.

Эрмина резко развернулась обратно и с показным недоверием оглядела мальчишку, уставившегося на неё с надеждой во взоре. Пришлось изображать изумление, чтобы не разочаровывать ребёнка.