«Место это… проклято издревле, внук, – заговорил Леодан, его голос звучал как шелест ветра сквозь руины. «Структура его – слои боли. Здесь сходились миры в давние войны, еще до восхода нынешних рас. Камень помнит крики, которых не слышат уши. «Пустота» твоя чувствует это лучше других. Доверься ей. Она укажет путь к ядру скверны… и к тому, что скрыто под ней».

С Леоданом, указывающим на скрытые разломы в ландшафте и очаги древней, враждебной энергии, и Сигрид, предупреждающей о засадах тварей, их продвижение ускорилось, но не стало легче. Чудовища Хельдранна были ужасны: склизкие амфибии с клыками и щупальцами, стаи летучих тварей с клювами из осколков обсидиана, колоссальные черви, прорывавшиеся из-под земли. Каждая схватка была испытанием. Эрмин использовал «пустоту» как щит и водоворот, поглощая хаотичные выбросы магии тварей и направляя их через «Зону Концентрации» в короткие, сокрушительные импульсы силы для призыва эха воинов Легиона через Сигрид. Таэль работала с убийственной точностью, ее клинки и стрелы находили слабые места, а магия рассеивала ядовитые облака. Леодан не сражался напрямую, но его присутствие стабилизировало Эрмина, а его знание позволяло обходить самые опасные очаги скверны.

Через дни напряженного продвижения, боев и коротких передышек защищенным Леоданом и Сигрид руины меньших построек, они нашли его. Проход, скрытый оползнем, который Леодан велел разрыть силой магии и «пустоты», открыл путь вниз. В недра острова.

Спуск казался бесконечным. Тоннели, явно не дворфийской работы – слишком плавные, слишком правильные, словно вырезанные гигантским лучом тепла, – вели их все глубже. Воздух становился суше, но давление древности росло, давя на разум. Наконец, они вышли.

Он был настолько огромен, что его своды терялись во тьме, которую не могли развеять даже светящиеся руны, вырезанные на стенах. В центре зала, занимая большую часть пространства, возвышалась массивная платформа. Она была вырезана из материала, похожего на черный мрамор, но мерцающего внутренним синим огнем. Платформа была испещрена каналами и углублениями, сходящимися к центральной точке. Но больше всего поражали письмена.

Они покрывали не только платформу, но и стены, и колонны зала. Сложные, геометричные, переплетающиеся узоры, казалось, двигались при взгляде на них. Эрмин видел в них отголоски эльфийской вязи, дворфийских рун твердости, но также и что-то чужеродное, зловещее – угловатые, режущие глаз символы, напоминавшие демонические клейма.

«Предок?» – спросил Эрмин, подходя к платформе. – «Ты знаешь этот язык?»

Леодан, чья призрачная форма казалась более плотной в этом месте силы, внимательно изучал надписи. Его лицо выражало глубокое недоумение.

«Нет, внук. Это… древнее. Гораздо древнее моей эпохи. Я узнаю отголоски – здесь вплетены основы эльфийских скрижалей Жизни, там – корневые символы дворфийских Рун Творения… Но остальное… Это чужое. Очень чужое. И очень могущественное. Это не язык демонов, каким я его знал. Это что-то… иное».

«Сигрид?» – Эрмин мысленно обратился к Валькирии. Ее эфирная форма сгустилась рядом, сияние Святого Света мягко освещало ближайшие символы. – «Ты что-нибудь знаешь?»

Сигрид парила молча несколько мгновений, ее незримый взгляд скользил по мерцающим линиям. Когда она заговорила, в ее ментальном голосе звучало благоговение и… трепет.

«Да, Эрмин. Я знаю. Это не язык демонов или смертных. Это… Письмена Богов. Вернее, то, что от них осталось. Фрагменты Изначального Слова, которым творилась реальность. Символы Основ: Камня, Пламени, Ветра, Тьмы… и Пути. Здесь запечатлены законы Перехода, фундамент Портовых Камней. Но они повреждены. Искажены временем и… чьей-то злой волей. Прочесть их полностью… это не дано никому из смертных, и лишь единицам из слуг Света».