– Дурак ты, – прошептала она, сама не понимая, злится она или благодарна.

Толя только усмехнулся сквозь стоны:

– Да ладно, Ленка. Не каждый день можно побыть героем, правда?

Она опустила голову, чувствуя, как слёзы подступают к глазам. Но она знала, что нельзя показывать слабость. Не сейчас. Не когда её рыцарь, пусть и глупый, лежал перед ней, страдая ради неё.

Лев держал телефон у уха, его голос звучал спокойно, но в нём чувствовалась тяжесть происходящего.

– Алло, это соседи Измайловы. Тут такое дело… – начал он, делая паузу, чтобы собеседник успел осознать серьёзность ситуации. – Нет… да… нет, не беспокойтесь, худшее уже позади. Хорошо. Вы его не ругайте сильно. Он настоящий мужчина… Да… Хорошо. Ждём.

Дети не слышали слов собеседника на том конце провода, но могли только догадываться о том, какую бурю эмоций испытывал человек, получив известие о ранении сына. Лена, сжимая полотенце, которое всё ещё прижимала к груди Толика, почувствовала, как её глаза предательски защипало от слёз. Она старалась сдерживаться, но они всё равно текли – тихие, едва видимые.

Толя заметил это. Его лицо исказилось от удивления, а затем сменилось привычной насмешливостью.

– Ты то, чего плачешь? – спросил он, стараясь говорить как можно беззаботнее. Но через секунду его голос стал мягче, когда он понял причину её слёз: – Из-за меня? Ну ты даёшь?

Ещё мгновение, и его щеки покраснели. Он замялся, явно не зная, что сказать дальше.

– Прости, я не знаю, как реагировать… – пробормотал он, опуская взгляд.

Лена чуть сильнее придавила повязку к его телу, будто пытаясь выплеснуть свои чувства через это движение. Толя вскрикнул от боли, но не сказал ни слова.

– Лежи и молчи, дурак… – прошептала она, её голос дрожал.

Предательская слеза всё же скатилась с её лица и упала прямо на живот Толика. От этого он покраснел ещё сильнее и, кажется, окончательно сдался. Больше он не пытался шутить или протестовать.

Прошло около десяти минут, прежде чем в дверь постучали. На пороге стоял Вадим – отец Толика. Мужчина лет тридцати с небольшим, немного грузный, с красным лицом и отдышкой после короткого забега. Он учтиво поприветствовал Льва, кивнув ему, но его строгий взгляд сразу нашёл Толю и Лену.

Казалось, он готов был взорваться. Вадим набрал воздуха в грудь, чтобы начать выговор, но передумал. Вместо этого он просто проговорил что-то одними губами, беззвучно, словно решая, стоит ли начинать разговор здесь и сейчас.

Подойдя к столу, где лежал Толя, он спросил коротко:

– Идти можешь?

Толя кивнул, хотя видно было, что каждое движение даётся ему с трудом. Вадим, не церемонясь, стащил сына со стола, подхватив его под руку.

– Спасибо, – бросил он Льву, извиняясь взглядом.

Толя, пошатываясь, сделал несколько шагов к выходу, но стоило им переступить порог дома, как голос Вадима стал слышен снова. Его слова доносились сквозь закрытую дверь, громкие и сердитые:

– Ты сирену слышал? Какого тебя вообще сюда понесло?

Толя пытался оправдаться, его голос звучал тише, но всё же различимо:

– Дом Лены был ближе… я обещал…

Их голоса постепенно стихли, растворяясь в утреннем воздухе. В доме воцарилась тишина, нарушаемая лишь далёким гулом энергощита. Лена стояла у стола, сжимая в руках мокрое полотенце. Её лицо всё ещё было бледным, а глаза красными от слёз.

Оставшись в некотором смущении, семья Лены молча переглянулась. Лев вздохнул, качая головой, а Тома подошла к дочери, обнимая её за плечи.

Лев, втащив тушу мехравуса в гараж, бросил её на пол среди хлама, словно это был мешок с картошкой. Его голос звучал деловито и спокойно: