Без кровинки в лице разбежались мы. Змеи ползут

К Лаокоонту, двум сыновьям его прямо, и, ластясь,

Давят в страшных объятьях, все тонкие члены плетут,

215 Плоть терзают, язвят, разрывают зубами, смелея;

К ним отец мчит на помощь, копьем потрясая, и тут

Гады вяжут его преогромными кольцами злее,

Дважды тела вокруг, дважды горла вокруг обошли,

Над его головой возвышаясь чешуйчатой шеей.

220 Он бессилен руками живые порвать те узлы;

Яд и чёрная кровь все повязки жреца заливает;

Вопль, ввергающий в дрожь, извергает несчастный, хулы, —

Так ревёт, и неверный топор из загривка желает

Вырвать раненый бык, убегая от Смерти своей.

225 Два дракона к высокому храму меж тем ускользают,

И ползут напрямик до твердыни Тритонии, к ней,

Чтоб под круглым щитом у богини укрыться заране.

Потрясённые души троянцев объял ужас змей, —

Говорят все: «Не зря заплатил за своё злодеянье

230 Лаокоонт, который посмел нечестивым копьём

Прикоснуться коня, заповедный тот дуб оскверняя».

Закричали, что в город священный тот образ возьмём, —

Затащить нужно, бога молить о прощенье отрадном.

Брешь пробили в стене, и широкий открыли проём.

235 Все за дело взялись, – вот катки подкатили громаде

Снизу; шею вокруг обвивает пеньковый канат, —

Тянут. Конь роковой тяжело подвигается к граду,

Злым оружьем чреват. Вкруг невинные девы галдят,

Гимны дети поют и ликуют, коснувшись зверины.

240 Приближается конь…, Вот, вступает с угрозой во град…

Илион, о, обитель богов, и дарданцев отчина!

Стены славу в бою обрели! Но, запнув за порог,

Трижды встал он, и трижды звенело оружье в пучине;

Мы ж стоим на своём, – в ослеплении разум взял бог;

245 Ставим, горем себе, ту громаду в священной ограде.

Предрекая Судьбу, предвещает Кассандра итог, —

Ей троянцы не верят велением бога и раньше.

Чем для нас храм богов мог в тот день, для несчастных, помочь

Был, – как в праздник, листвою зеленою мы их украсим.

250 Солнце тут совершило свой путь; опускается ночь,

Небосвод закрывая густым мраком, землю и море,

Мирмидонцев сокрыв. Шли троянцы по городу прочь,

Смолкли все, Сон обнимет усталые члены им вскоре.

Тою порою, построясь фалангой, аргивян суда,

255 Тихо от Тенедоса, под светом Луны безукорной

К брегу снова знакомому шли. И взметнулось когда

Пламя там, на корме, – и Синон, сам хранимый не хуже

Божьей волей, сосновый затвор открывает тогда

Скрытым в чреве данайцам. И конь выпускает наружу

260 В нём закрытых, – на свет из дубовой пещеры идут

И Фессандр, и Сфенел вождь, с Улиссом свирепым к тому же;

И спустились Фоас, Акамас, по канату скользнув;

Неоптолем Пелид, Махаон-врачеватель; взъярённый

Менелай, с ним Эпеос, строитель засады и плут.

265 Враз на город напав, что вином был и Сном одолённый,

Стражей сняли; встречают они в отворённых вратах

Всех соратников, слив нападающих обе колонны.

Час приходит, когда на усталых людей наступал

Первый Сон, приближаясь, богов же подарок умелый.

270 В этот час опечаленный Гектор во Сне мне предстал, —

Лил обильные слёзы, как в день, когда влёк его тело

Ворог за колесницей, от крови и пыли был чёрн;

Вспухли страшно стопы от ремней, через раны продетых, —

Горе! Жалок на вид, на того не похож был здесь он,

275 Гектор, что из сраженья в доспехах Ахилла явился,

Иль в корабль данайский забросил фригийский огонь!

Грязь в браде у него, и от крови все волосы слиплись;

В ранах грудь, – ибо множество ран получил он у стен

Отчих. Виделось мне, что заплакал я сам, и с молитвой

280 Так печальной к нему обратился, окликнув затем:

«Свет Дардании! Ты, о, надежда троянцев в печали!

Что так медлил прийти? От каких берегов нёс ты тень?

Гектор милый, зачем, когда столько погибнув, скончалось