Закари был в должной степени самодостаточен, чтобы не обращать внимания на насмешки, и достаточно развит физически, чтобы иметь возможность дать по шее особенно яростным насмешникам. Таким образом, каждый день после обеда, избавляя тетку от назойливого человеческого присутствия, Закари учился печь пироги и четырехъярусные торты, вязать спицами и крючком, шить одежду и вышивать салфетки.

К чести старушки, она любила племянника, но выносить его могла в гомеопатических дозах – Закари, по ее мнению, был слишком болтливым, шумным, суетливым, надоедливым и так далее. В общем, он был тем, кого мы с вами назвали бы обычным парнем.

Я солгу, если скажу, что все эти навыки ему оказались полезны. К примеру, вышивать салфетки ему так и не довелось. Вынуждена признаться, что после окончания вводного курса от госпожи Маренгольц, Закари так и не вышил ни одной. Другие умения, напротив, были чрезвычайно полезны, как, к примеру, способность испечь прекрасное печенье при полном отсутствии муки, но из крахмала. Умение вязать относилось ко второй категории, то есть, навыки, способные принести пользу и приносящие ее.

- Что ты делаешь? – чопорно осведомилась Дервла, не слишком расположенная к этому представителю человеческого вида, но слишком любопытная, чтобы не поинтересоваться.

- Вяжу шарф, - ответил Закари, считая петли.

- Для кого? – глядя на воду, спросила лепрекониха.

- Для кого-то, - пожал плечами он. – Мне нравится думать, что однажды я встречу кого-то, кому будет холодно и предложу ей этот шарф.

- А она? Что предложит тебе она? Обмен должен быть равным, разве нет?

- Да, но равный обмен может означать самые разные вещи, не обязательно материальные. Например, она может мне улыбнуться. И я буду знать, что ей тепло, мой шарф греет ее. Этого будет достаточно.

- Разве? – тихо и печально спросила Дервла. – Когда человек ловит лепрекона, он требует в обмен на свободу горшок золота. У каждого лепрекона есть такой горшок и еще пара монет в кошельке. Свобода не материальна, но без нее мы погибаем. Это обмен. Так это работает.

- Это шантаж, - стиснув зубы, выплюнул Закари. – Злостный и гнусный шантаж.

- Такова наша жизнь, - пожала плечами она.

- А если не секрет, зачем вам, лепреконам, золото?

- Это не простое золото. Золото лепрекона это его жизненная энергия и основа его удачи. Нам необходимо регулярно до него дотрагиваться, держать в руках, впитывать его силу. После смерти лепрекона горшок с его сокровищем золотит мир.

- Золотит? Как?

- Мы превращаем сокровище в солнечный свет и в золотые осенние листья. Это наш способ почтить память умершего. Его энергия превращается в крохотные порции удачи и разлетается по миру.

- Это очень красивая традиция, - ошеломленно пробормотал Закари, внезапно увидевший Дервлу под совсем иным углом.

- Таков наш способ сделать мир лучше, - смутившись, прошептала она.

- Кажется, там какое-то движение, - бесшумно приблизившаяся Эмма словно разрушила какие-то чары взаимопонимания, проскочившие между Дервлой и Закари.

Лепрекониха тут же взглянула в ту сторону, куда показала Эмма. Человек помедлил пару мгновений, не желая покидать покров единения, укутавший их с Дервлой, но было уже поздно. Все вернулось на круги своя – он человек, она лепрекон. И ничего с этим не поделать.

- Я ничего не вижу, - сказал Закари. – Что ты там углядела, Эм? Александр, видишь там какое-то шевеление?

- Ничего. Абсолютно ничего. Может, просто ветка качнулась?

- Нет, не ветка, - уверенно заявила Дервла. – Это они, дриады.

5. Глава 5

Хрупкие гибкие фигурки, мелькая между деревьев, приближались к ручью. Теперь уже даже Александр с Закари их видели. Несколько дюжин девушек и женщин танцевали в холодном свете луны. Движения их были легки, как крылья бабочек, и осторожны, как поступь опытного охотника. Бледная кожа дриад отливала зеленым. Платья их, казалось, были сотканы из чего-то невесомого, вроде паутины, и выкрашены в разнообразные оттенки зеленого. Здесь был цвет ранней листвы и морской зелени, нефритовый и мятный, цвет трилистника, столь почитаемого волшебным народом, и цвет спелого лайма - фрукта, с которым северные дриады горы Крейвен, в отличие от своих южных товарок, не были знакомы, шартрез и малахитовый. Разнообразие оттенков ослепляло. Никогда еще Эмма, Закари и Александр не видели столько полутонов зеленого.