Эмансипе Виталий Еремин

© Ерёмин В.А., 2025

© Издательство «ФЛИНТА», 2025

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Василий Розанов – учитель, писатель, философ.

Аполлинария Суслова – бывшая возлюбленная Достоевского.

Михаил Голдин – друг Розанова, продавец его книг, учитель музыки.

Софья Голдина – мачеха Михаила.

Таня Щеглова – учительница.

Варвара – жена Розанова.

Зинаида Гиппиус – поэтесса.

Большая квартира Михаила Голдина. Точнее, квартира его отца, живущего с молодой женой Софьей, мачехой Михаила. Здесь Розанов снимает комнату.

Розанов сейчас в своей комнате. Он много курит, ходит туда-сюда, что-то бормочет себе под нос. Потом бросается к столу и что-то пишет.

В другой комнате Михаил Голдин со своей молодой мачехой Софьей.

Софья. Если бы ты только знал, Мишенька, какие мы были с Полиной эмансипе. Как мы куролесили! Таскали по очереди впереди демонстрантов красный флаг, пели Марсельезу, кричали «Долой царя!», казаков задирали, обзывали всячески. Нас хватали, мы визжали, отбивались, нас колотили, тащили в участок, сажали в клетку вместе с проститутками, мы дрались с ними. Потом жандармы нас допрашивали, говорили, какие же мы дуры…

Лицо у Михаила вытягивается. Софья понимает, что перебрала и начинает отыгрывать назад.

Софья. Мишенька, ты только не подумай, что мы были совсем уж оторвами. Прости за подробность, но нам с Полькой было уже за двадцать, а мы были еще девами непорочными.

Софья подходит к Михаилу и с нежностью гладит его по щеке.

Софья. Ну, перестань осуждать меня. Сейчас Полина придет, а у тебя надутый вид. Интересно, какая она сейчас. Почти пятнадцать лет мы не виделись, для женщины – срок ужасный. Хотя… они там в Европе умеют ухаживать за собой.

Входит горничная.

Горничная. Аполлинария Прокофьевна Суслова.

Софья. Проси.

Входит Суслова. Ей под сорок, но выглядит она на тридцать.

Женщины раскрывают объятия, целуются, разглядывают друг друга. У Сусловой короткая стрижка, и одета она во все черное.

Софья (не без зависти). Полинька, ты до сих пор нигилистка с головы до ног, но как же ты изысканна! Что значит пожить в Европе. Тебе сейчас, наверное, все так чуждо здесь у нас.

Суслова (голос у нее грудной, речь несколько медлительная). Ах, Соничка, у русских две родины – Россия и Европа. Так что я везде у себя дома. К тому же в России я уже почти три года.

Софья (в крайнем удивлении). Как? Как можно, Поля, не дать знать?

Суслова. Сидела у родителей в деревне, в маленькой комнатке с низким потолком, как в келье.

Софья. Это после Парижа, Рима, Берлина, Женевы!

Суслова. В Европе мне говорили, что я не русская душой. Но и своей не считали.

Софья. Ты как раз очень даже русская. У любой русской, самой веселой и даже самой ветреной в глазах можно увидеть печаль. Посмотри на свои глаза в зеркале.

Суслова. Я теперь не ветреная, я теперь эмансипированная. Почему француженки не так быстро стареют? Они сами выбирают и сами предлагают. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я… И никто их за это не осуждает.

Михаил. Как интересно.

Софья (подводя Михаила). А это мой пасынок, Михаил.

Суслова. Очаровательный мальчик. Сколько тебе, Мишенька?

Михаил. Уже семнадцать. Только не надо с мной, как с дитяткой. Я давно уже бреюсь.

Суслова. И на фоно играешь?

Михаил. С пяти лет.

Софья. Миша учится в консерватории и преподает.

Суслова. Ужасно жалею, что папенька не нанял для меня учительницу музыки. Музицирование так скрашивает одиночество.

Софья. Как же ты стерпела свое заточение в деревне?

Суслова. Читала рыцарские романы, изучала историю Средневековья. Восхищалась Бланкой Кастильской, мечтала отбить у нее Филиппа VIII. Что за судьба у этой Бланки! Выйти замуж в 12 лет, родить 13 детей. Раздеться донага перед пэрами Франции, чтобы показать, что не беременна от приписываемого ей любовника.

Софья. Думаю, этого маловато для восхищения. Тебе, по-моему, больше нравится та эпоха, XVIII век. Рыцари, трубадуры, стихи о прекрасной даме. То, чего даже близко не было у нас.

Суслова. Как же ты меня знаешь.

Софья. Наверное, много писала?

Суслова. Представь себе, ни строчки. Из чего заключила, что я все-таки не графоманка.

Софья. Такая богатая впечатлениями жизнь… Я тебя не понимаю.

Суслова. Я сам себя не понимаю. Болтаюсь по жизни. Ничего из меня не получается. Трачу только деньги папеньки. (Михаилу) Мишенька, сыграйте что-нибудь.

Михаил мнется.

Софья. За стенкой наш квартирант работает, Васенька Розанов.

Суслова. Розанов? Тот, что пишет о Достоевском?

Михаил. Он его страстный поклонник.

Суслова. Интересно! Так давайте помешаем ему.

Комната Розанова.

Розанов (зрителю) Бог послал меня с даром слова и ничего другого не дал. Вот отчего я несчастен и постоянно пишу. Литературу я чувствую, как штаны. Так же близко и вообще, как свое. Штаны бережешь, ценишь, всегда в них, так и я постоянно пишу. Мой канон – благодари каждый миг бытия и каждый миг увековечивай. Но в мышлении моем всегда какой-то столбняк. Или от мути во мне нечистой крови. Или от пустоты и бессмысленности жизни. Страшная пустота жизни, как она ужасна. Нужно, чтобы о ком-то болело сердце. Но о ком? Таня такая правильная, такая благополучная. Это у нее обо мне болит…

Михаил идет в комнату Розанова, Суслова и Софья остаются у двери и прислушиваются.

Михаил (входя). Творишь? Вынужден тебя прервать. С тобой изъявила желание познакомиться прекрасная женщина. Она за дверью. (Розанов смотрит с крайним удивлением). Это… (делает паузу).

Розанов. Не томи же!

Михаил. Это бывшая возлюбленная Достоевского…

Розанов (ошарашен). Неужели Суслова? (Михаил подтверждает взглядом) Но зачем? Это невозможно.

Михаил. Она не захотела ждать. У нее к тебе какие-то важные вопросы. И ей все равно, захочешь ты отвечать или не захочешь.

Розанов. Боже милостивый! Как можно так внезапно? У меня столбняк.

Суслова (решительно входя в комнату). Розанов, какой столбняк? Какие церемонии могут быть между нами, нигилистами?

Розанов. Но я сейчас уже не совсем нигилист.

Суслова. Хорошо, между нами, агностиками.

Розанов. Но я люблю Бога. Ближе Бога у меня никого нет.

Суслова (с притворной досадой). Что ж такое! Кто же вы?

Михаил. Он гений в потенции, в перспективе. Немного терпения, мадам. Сейчас он придет в себя.

Суслова (насмешливо). Что-то не заметно. Розанов, как вам помочь? Ну хорошо. Скажите, что вы думаете о моем друге Герцене, царство ему небесное.

Розанов. Герцен написал много, но ни над одной страницей не впадет в задумчивость читатель, не заплачет девушка. Не заплачет, не замечтается и даже не вздохнет.

Суслова (в том же тоне). Какая лирическая критика. А о Гоголе что скажете?

Розанов. Интересна его половая загадка. Он, бесспорно, не знал женщины, у него не было физиологического аппетита к ней.

Суслова (с интересом). Что же, по-вашему, было?

Розанов. Поразительна яркость кисти везде, где он говорит о покойниках. Красавица-колдунья в гробу. Мертвецы, поднимающиеся из могил. Утопленница Ганна. Везде покойник у него живет удвоенной жизнью. Покойник нигде не мертв, тогда как живые люди словно куклы, аллегории пороков. Он ни одного мужского покойника не написал, точно мужчины не умирают. Бездонная глубина и загадка, этот Гоголь.

Суслова. Живописно. А как вам Достоевский? Насколько мне известно, вы его поклонник, что-то пишете о его творчестве.

Розанов. Трудно сказать о нем то, чего вы не знаете. А говорить, что знаете, смешно. Иногда мне кажется, что он будто вечно пьяный, только не от вина.

Суслова. Дерзко. И как-то странно высказываетесь. Не как поклонник.

Розанов. На любой предмет я стараюсь смотреть с тысячи точек зрения.

Суслова. Бросьте! Просто у вас такой характер: семь пятниц на неделе. Я вас насквозь вижу, Розанов.

Розанов. Достоевский великий писатель, но без отточенной техники. Он в большей степени пророк, чем прозаик.

Суслова (Михаилу). Что ж, неплохо.

Михаил. Завтра у нас литературный кружок. Будем рады.

Суслова. Ох уж эти кружки! Абстрактные темы, пустые споры. Болтлив русский человек. Но я обожаю вращаться среди молодежи. Обязательно приду. (Розанову) До свидания, Розанов!

Суслова скрывается за дверью. Софья уводит ее в свою комнату.

Михаил (взволнованному Розанову). Ты заметил, каким тоном она сказала тебе «до свидания»? Она – давняя подруга моей мачехи. Она читала твои заметки. Да что с тобой? С чего вдруг ты так взбудоражился?

Розанов. Она ушибла меня.

Квартира Голдиных.

Большой самовар на длинном столе. Заварной чайник.

Чашки. Сладости. Все участники кружка – совсем молодые люди. Шутки смех.

Розанов сидит в одном торце стола. Заядлый курильщик, он прикуривает одну папиросу от другой. Курит и непрерывно ест сладости. Рядом с ним его девушка – Таня Щеглова.

Михаил. О социализме мы сегодня рассуждать не будем.

Розанов. И правильно. Социализм пройдет, как дисгармония, как буря, ветер, дождь. Хотя, возможно, не скоро. И если придет, то тоже не скоро. Хотя предпосылки есть. Самая почва нашего времени испорчена, отравлена.

Щеглова. Вася, ну зачем же так мрачно?

Михаил (добродушно). Апокалиптик ты наш. (Щегловой.) Ну что с него возьмешь?

Открывается дверь, входит Суслова. Михаил устремляется ей навстречу.

Суслова (осматриваясь). Узнаю Россию. Какой разговор по душе без самовара.

Щеглова (Розанову). Вася, это кто?

Розанов (вполголоса). Суслова, бывшая подруга Достоевского.