Суслова. Василий, вы поступили сейчас, как рыцарь. Я при всех хочу сказать вам, чтобы вы пришли ко мне сегодня ночью, я буду ждать. Я помогу вам исполнить любовь, чтобы вы не маялись на том свете.

Немая сцена. Все потрясены. Раздаются смешки. А потом и хохот.

Щеглова (тоже смеясь). Слушайте, это неслыханно! (Сусловой.) Мадам, как вы можете говорить об этом вслух?

Суслова. А что, на ухо шептать? Чего тут стыдного? Странное возмущение для нигилистки.

Щеглова. Тут не все нигилисты. Я точно старомодна. (Розанову.) Василий, почему ты молчишь?

Розанов. А ты, Таня, могла бы так прямо сказать?

Щеглова. Ты в своем уме?

Щеглова выбегает из комнаты.

Михаил. Вася, это уже слишком.

Михаил выбегает следом за Таней.

Розанов (вслед). Прости, дружище, я что-то не в себе.

Квартира Сусловой.

Много книг. Входят Суслова и Розанов. Розанов помогает даме снять верхнюю одежду. Склоняется, чтобы помочь снять обувь. Суслова помогает ему снять шубу. Розанов страшно волнуется.

Суслова. Василий, неужели у тебя, в твои двадцать два года, еще не было женщины?

Розанов. Отчего ж? Была. Но как же прав Федор Михайлович: красота – страшная сила.

Суслова. У тебя все еще столбняк? Ой, я знаю, что мне и с тобой не повезет. Но интересно, до какой же степени.

Розанов. Вам не везет, а мне наслаждение.

Суслова (принимая томную позу). Так насладись. Потрогай меня. Нет, не через одежду. Обними меня без тряпок. А вот целоваться мы не будем. Ну, если только не в губы.

Яркость освещения сцены уменьшается. Розанов приближается к Сусловой. Хочет прикоснуться к ней и не решается.

Суслова подходит к буфету. Достает бутыль с надписью «Хлебная водка». Наливает в два стакана. Отрезает ломоть черного хлеба. Переламывает надвое. Протягивает стакан Розанову. Розанов робко берет.

Суслова. Черный хлеб – самая здоровая закуска при употреблении хлебной водки. Пей, голубчик, набирайся мужского духу.

Чокается с Розановым и выпивает полстакана одним махом до дна. Смотрит испытующе. Под ее взглядом Розанов выпивает водку без лихости. Видно, что делал он это раньше не часто.

Розанов. Вы повторяете Федора Михайловича. Голубчик – его словечко. Вам осталось только назвать меня, как он называл вас. Чрезвычайно любопытным существом.

Суслова. А что? Ты очень любопытное существо. Будет тебе ревновать раньше времени.

Суслова делает вид, что водка ударила ей в голову.

С пьяным смехом она обнимает Розанова и падает вместе с ним на постель. Розанов с блаженством осыпает поцелуями ее обнаженные места.

Суслова. А ты только с виду диковатый, Василий, а на самом деле, гляди, какой сладострастный. Давай я буду звать тебя на французский манер Базилем, а то Василий звучит как-то совсем простецки. Совсем не для любви.

Розанов. Я распущенности не чужд. (Целует ей грудь.) Я докажу. Я докажу.

На сцене становится совсем темно.

Голос Сусловой. А вот этого не надо. Давай обойдемся без этого. Лучше вот сюда поцелуй. А теперь сюда. Вот, хорошо.

Розанов. Как же? Я хочу детей. Много детей. Чего вы боитесь? Они все будут похожи на вас.

Суслова. Детей я не хочу, даже гениальных. Феденьку тянуло к молоденьким. А у тебя, получается, все наоборот?

Розанов. Ну что вы, Полинька, вы совсем не…

Суслова (шутливо). Договаривай, негодник. Хотел сказать, совсем не старая?

Розанов. Вы словно юница: грудь, руки, живот…

Суслова. Грудь, руки, плечи, живот – сама знаю. А лицо? Вся моя порочность – в лице, этого ничем не скрыть, никакими румянами. У тебя раньше были только проститутки. Ну признайся же.

Розанов (себе). Как она угадала?! Я целую ее, но не перестаю бояться. Есть подарки судьбы, от которых душа горит и зябнет.