И этого тоже не могла она допустить.

Что же делать? Есть ли вообще тут выбор?

Дверь с противным скрежетом отворилась и в комнату внесли два платья: белое и чёрное.

Это был ее выбор, траур или торжество. Но в любом случае она умрет, либо от горя, либо от унижения.

Села рядом. Сами по себе вещи не были ни в чем виноваты. Эльвира провела рукой по одним обшивкам, по другим рюшечкам. Качество неплохое. И оба ее бы украсили, будь они надеты в другое время, по другому случаю.

Встала и снова подошла к окну. Оба постамента были готовы. На месте казни постелили чёрное сукно. На месте венчания – бордовое. И тоже напоминало разлитую кровь.

– Прежде чем я приму окончательное решение, я должна спросить о сыне. И спросить что будет с Анри, если я пожертвую своей любовью.

Словно по ее велению в комнату вошёл похититель. Нарядно одетый в тёмно-синий бархатный камзол, с накрученным париком, в высоких сапогах с позолоченными шпорами.

– Ох, дорогуша, ты ещё не готова? – сквасил недовольную мину, глянув на нетронутые наряды.

– Же-рар, – процедила его имя. – Ответь мне честно, где мой сын? И что ты сделаешь с Анри, если я приму твое предложение?

Кузен лишь напыщенно подошёл к окну, глянул на приготовленный двор, затем вернулся к платьям и сел на край постели.

– Сын в безопасности и сразу после свадьбы ты его получишь.

Глаза ее заблестели, наполнившись слезами радости.

– А Анри? – притихшим голосом почти простонала она.

– А конюха я отпущу на все стороны. После свадьбы он мне будет не нужен и нам не помеха. Я, конечно, не смогу устроить его в нашу конюшню. Ты же понимаешь, что я буду тебя ревновать, – и усмехнулся. – Но прослежу, чтобы он точно получил работу как можно дальше отсюда.

Говорил ли он правду или блефовал, Эльвира знать не могла, но от этих обещаний с груди словно камень свалился.

Она представила, что ей придется жить с этим неприятным человеком, что его жилистое тело приблизиться к ней и будет настойчиво требовать ласк. От одной мысли только содрогнулась, но тут же увидела перед глазами окровавленную плаху и закрыла глаза от ужаса.

Из двух зол оставалась меньшая…

– Пусть я буду несчастна. Лишь бы мои любимые были живы. Пока я жива, я до конца сохраню свою любовь в сердце, даже если телом будет пользоваться другой.

От того, что она побледнела, лицо ее стало мученически красивым и Жерару даже показалось, что она засияла.

Отмахнувшись от наваждения, он встал, ещё раз глянул на костюмы и вышел, оставив окончательный выбор за графиней.

Палач выволок Анри на площадь и почти силой втащил его по ступеням к плахе. Усадил перед пнем.

С округи согнали народ поглазеть на какое-нибудь зрелище и раздали по прянику.

Все шумели, шушукались, передавая кто что услышал и понял о том, что им предстояло увидеть сегодня. Кто-то говорил, что поймали вора и отрубят ему руки.

Другие мотали головой и убеждали, что он украл невесту де Бриньона и просил за нее выкуп.

Третьи утверждали, что ведьма приворожила обоих и теперь сама будет решать что с ними делать.

Анри не слышал ни тех, не других. В голове шумело и только одна мысль крутилась с утра:

– Прощай, моя любовь, пусть моя кровь омоет твои ноги и ты будешь спасена.

Но ему и в голову не приходило, с какой стати этот мерзавец отпустит свою кузину, едва совершив казнь ее мужа.

Но приговорённые к смерти не всегда могут рассуждать здраво. А у Анри ещё и болело от онемения все тело: столько дней провести то связанным, то в оковах.

На дворе появился организатор представления и толпа приветственно загудела. Анри с ненавистью кинул ему проклятие, но голос его затерялся в толпе.