Лишь только Дура-Делла пользовалась роскошью свободы слова. Но даже она в своих проклятиях, обращенных к небу, благоразумно обходила молчанием имена Первосвященника, царя, императора и Ахиабуса.

Люди настолько сжились с постоянным страхом, что не могли себе представить иную жизнь. А наиболее остроумные относились к жизни в Иерусалиме по-философски, с юмором. Г.П. однажды, лукаво подмигнув, сказал Йешуа бен Сию:

– Если посадить трех иерусалимцев вместе в одну комнату, то на следующий день один из них станет лидером, другой шестаком, а третий стукачом.

Второсвященник и Йешуа бен Сий подошли к воротам.

– Рабби, где намерены отдохнуть до Синедриона? В Храме или дома?

– Пожалуй, останусь тут. А ты иди домой.

– Приду за вами к концу Синедриона.

– Будет очень поздно. Впрочем, решай сам.

После ночной молитвы семьдесят один член Синедриона собрались в Лискат ХаГазитe[28], находящемся во Дворе священников. Название Дом получил от тесанных каменных скамеек, установленных полукругом внутри него.

У всех был утомленный вид. На многих лицах, особенно у старейшин, можно было заметить недовольство.

Собрание открыл рабби Гилл-Эл, Нази[29] Синедриона. Рядом с ним сидел его заместитель, Аб бет дин[30], рабби Шаммай, избранный на этот пост недавно после отставки Менахема Эссеянина.

Рабби Гилл-Эл и рабби Шаммай были двумя наиболее выдающимися учителями Халака[31] и возглавляли разные школы – Бет Гилл-Эл и Бет Шаммай – нередко соперничающие между собою в экзегетических диспутах. Рабби Гилл-Эл славился своей мягкой манерой обращения, в то время как рабби Шаммай отличался жестким нетерпимым характером. Рабби Шаммай был местным, а рабби Гилл-Эл происходил из Вавилона и по материнской линии был потомком царя Давида.

«Говори мало, делай много!», – был девиз рабби Шаммая и всей его школы. Как-то один язычник обратился к рабби Шаммаю с вопросом: смог бы он обучить его всей Торе, покамест тот стоит на одной ноге? Рабби Шаммай прогнал его палкой.

– То, что ненавистно тебе, не делай другому. В этом вся Тора, – сказал в свою очередь рабби Гилл-Эл тому прозелиту. – Остальное лишь комментарии. Иди и изучай их!

Рабби Гилл-Эл сразу же передал слово Симону бен Боэтию. Первосвященник после краткого приветствия сказал:

– Я приношу всем вам без исключения мои искренние извинения за внезапный и столь поздний созыв Синедриона. Лишь неотложность вопроса и его чрезвычайная важность оправдывают меня перед вами.

– Вгхемя позднее, – картавя вставил рабби Шаммай. – Пегхеходи пгхямо к вопгхосу.

Синедрион был единственным островком свободы, поддерживаемой вековыми традициями и всей интеллектуальной мощью пирамиды храмовой власти. Каждый член чувствовал себя в его стенах вольным высказывать свое мнение. И не только потому, что каждый из них был достаточно влиятелен, но еще и потому, что был уверен, что ни одно произнесенное тут слово, не выйдет за его стены. Это был неписаный, но самый строгий из законов Синедриона. И он неукоснительно соблюдался всегда и всеми, даже политическими противниками.

Принимались также строжайшие меры, чтобы никто не мог даже ненароком подслушать. Во время Синедриона всем священнодействующим служителям Храма было запрещено находиться поблизости Дома Тесаных Камней. С высоты Никоноровых ворот помощники Первосвященника осуществляли круговое наблюдение за всем Двором священников.

– Многоуважаемый рабби Гилл-Эл, – ответил Первосвященник, – речь идет о Мешиахе.

Возникло оживление.

– О ком? О ком!? – раздались многочисленные голоса.

– Да, да! О Мешиахе! Мне сегодня днем сообщили, что якобы наступило время скорого пришествия Мешиаха. Вопрос не в том, что это так или не так. Всем вам хорошо известна позиция дома Боэтия по данному вопросу. Мы в отличие от некоторых наших досточтимых братьев из дома Задока – и он устремил многозначительный взгляд на Второсвященника – придерживаемся здравого смысла и не верим ни в Мешиаха, ни в ангелов, ни в архангелов. Но меня тревожит другое. Нарушение спокойствия и благоденствия нашего народа, достигнутые за последнее десятилетие ценой великих жертв. Вспомните свирепствовавшую чуму и разрушительное землетрясение в Иудее более десяти лет назад. Вспомните междоусобные войны и войны с арабами, парфянами и римлянами. Сколько было пролито невинной крови. Погибли лучшие сыны Израиля. Но все это было не зря. Мы достигли мира и согласия как внутри Иудеи, так и в наших отношениях с римским императором и царем Иродом. И император, и Ирод уважительно относятся к нам и признают за нами право жить по законам и обычаям наших отцов. Но мир, согласие и уважение пока не пустили глубоких корней, а подобны нежным росткам. Любой неосторожный шаг, и они будут растоптаны. И это меня чрезвычайно тревожит. Ложной вестью о Мешиахе могут воспользоваться наиболее горячие головы, сподвижники бене Бабы, к примеру, и внести смуту в нашу спокойную и мирную жизнь. Как на это отреагирует Ирод? Не трудно предсказать. Добавьте еще неминуемое распространение вести о Мешиахе по всем городам Римской империи, где проживают наши соплеменники. И вы получите ту ужасную картину, которую ни в коем случае нельзя допустить.