Посмеиваюсь, глядя на ее удивленное отражение в зеркале заднего вида. Забавная такая.

— Я угощаю, — успокаиваю ее.

— На какую сумму мне можно рассчитывать?

— На какую влезет.

— Учти, Михаил Иванович, у меня растущий организм. Ты не смотри, что я тощая. Ем я много.

— У моего отца есть рысь. Вот кто много ест.

— Настоящая рысь? — Она аж подпрыгивает на месте, искря любопытством в глазках.

— Самая настоящая, — утвердительно киваю.

— А покажешь? Когда-нибудь? Можешь просто пообещать. Не обязательно выполнять обещание. Я привыкла.

Снова смотрю на эту боевую девчонку. Походу, жизнь ее нехило долбает. Одета она хорошо. Ухоженная. Явно ни в чем не нуждается. Кроме внимания. Точно как я в детстве.

Прямо сейчас отвез бы ее на ту рысь посмотреть. Но черт меня за язык дернул. Не хочу, чтобы папаша решил, будто я нашел повод к нему наведаться.

— Когда-нибудь, — отвечаю размыто и меняю тему: — Признавайся, почему ты Елка? Это же не настоящее имя?

— А почему ты Майк?

— Так вышло.

— И у меня. Елина я. Не Алина, не Елена. Не рыба, не мясо. Елина, блина, — ворчит она, очевидно, недолюбливая свое имя, как и я свое.

— Зато необычно. Кто придумал?

— Мама, — тяжко вздыхает девчонка. — Бабушка Аня хотела назвать Прасковьей.

— Мне тоже мама имя дала. Отец хотел назвать Григорием. Так что были бы мы с тобой сейчас Прося и Гриша.

Елка опять хохочет, аж закатывается.

А с ней интереснее, чем с Марининым пацаном. Тот либо отключен от реальности, утонув в телефоне, либо скачет, глаза вышибает.

Привожу ее в кафе. Тут почти пусто. На парковке всего две машины. Мало кому хочется в такую метель ехать за блинчиками на окраину города. Но место тут красивое. Воздух свежий. Город как на ладони. На большом балконе-террасе бинокли. Можно насладиться видом.

— Вон мой дом! — радостно взвизгивает Елка, пока ждем заказ. Тычет пальцем куда-то в сторону пригородного поселка.

Тоже беру бинокль и вглядываюсь вдаль. Уютные двухэтажные домики из бруса и камня. Не каждому по карману.

— Видишь вон тот? С красной черепицей? Там еще труба толстая?

— Хорошо живешь, — констатирую я, разглядев что-то похожее на его описание.

На самом деле, из-за обильного снегопада сам поселок-то толком не видно, не то что отдельный дом.

— Отсюда пешком дойти можно, — улыбается Елка, откладывая бинокль.

Подозреваю, в ином случае она ни за что не поехала бы сюда.

— А где ты живешь? — интересуется резво.

— У меня квартира в центре.

— Ужас. Шум, грязь.

— Ты поэтому ходишь в городской садик? — подшучиваю я.

— Где было свободное место, туда и взяли. Но в школу я пойду возле дома. Там нянина подруга учительницей работает. Она меня к себе возьмет, — хвастается Елка.

— У тебя и няня есть?

— Мамина тетя. Я ее няней зову. Она водилась со мной, когда мама училась.

— Большая у вас семья.

— Мамина бабушка, мамин дедушка, мамина тетя, мамин кузен, его жена, двое детей, мама, я, Багир, Дуся.

Я присвистываю. Вот откуда в девчонке столько энергии. Она живет в дурдоме.

Приносят наш заказ, и мы возвращаемся в кафе. Ухаживаю за своей юной подругой. Помогаю раздеться, выдвигаю для нее стул, нарезаю блин.

— Я не маленькая, — уточняет она, забирая у меня приборы. — Что ты возишься? Ох, мужчины!

— У тебя что, бабушкин характер? — улыбаюсь я, наблюдая за ней.

— С чего ты взял?

— Когда ты перечисляла членов своей семьи, ты бабушку первой назвала. Значит, дедушка у нее в рабстве.

— Какой внимательный. — Елка набивает рот блином и, жуя, что-то еще бормочет.

Никогда мне не было так уютно в этом кафе, как сейчас. Удивительно, как один маленький человечек способен изменить все вокруг себя.