– Нет! Не надо, пожалуйста!

Его пошатнуло, и я пулей вылетела из-за стола, успев подхватить оседающее тело в последний момент.

– Эль…

Он уцепился за меня трясущимися руками и постарался утвердиться на ногах, но опора из такой мелочи, как я, оказалась паршивой. Мы снова чуть не рухнули, и мне пришлось взвалить парня на спину, скрючившись под немалым весом и чуть не задыхаясь от его мертвой хватки. Никогда еще наша каморка не казалась мне такой большой. Я еле дотащила слабо трепыхающуюся тушку до лежанки.

– Глупая, глупая Эль… Мой добрый, наивный малыш. Ты сделала плохой выбор… – он истерически расхохотался, затем резко умолк и тихо спросил: – Ты ведь не бросишь меня? Не оставишь одного в этом проклятом мире?

Эти слова хлестнули, как звонкая оплеуха. Бездна! Дрожащая рука брата отчаянно цеплялась за мою одежду, не желая отпускать, а невидящий взгляд шарил по комнате, силясь отыскать мое искаженное мукой лицо.

– Нет, – просипела я не своим голосом, трясущимися руками пытаясь стащить с него плащ. – Я никогда тебя не брошу, братишка. Все будет хорошо. Прости меня.

Отреагировав на голос, он протянул руку к моему лицу и погладил по мокрой щеке.

– Ты здесь… Но ты уйдешь, я знаю… Я вижу… – он дернулся. – Я не отдам тебя им! Я справлюсь! Я уже не маленький, забитый мальчишка! Я справлюсь! Я выгрызу им глотки, и никакие цепи меня больше не остановят!

Он расхохотался, а затем вдруг закричал отчаянно и жутко, сжавшись в комок и прикрыв голову руками, словно защищаясь от ударов.

– Нет! Не надо, папа! Пожалуйста! Папочка, больно!

Волосы на моей голове зашевелились, а слезы уже градом лились из глаз, размывая бледное, искаженное мукой лицо брата.

– Ники… – всхлипнула я, пытаясь вырвать его из бездны кошмара, и погладила по голове. Он быстро поймал мою руку и прижался к ней щекой.

– Эль… Ты должна идти… Ты только вернись, прошу… – произнес он, и из глаз его потекли слезы. Демоны! Слезы! Последний раз я видела его заплаканным в нашу первую встречу, когда нашла еле живого в возрасте пяти лет! Что же я наделала?

– Я сделал все что мог… Он не хочет меня слушать… Я больше не вижу… Мне страшно… Неееееет!? Что я сделал, папа? Пожалуйста, не надо! Папа, папочка, умоляю! Не надо…не надо…остановись…

– Ники, Ники, очнись! Здесь только я. Ты дома. Я с тобой!

Холодящий кровь крик снова резко сменился истерическим смехом.

– Я сам тебя отдам… Я должен… Должен тебя отпустить… Больно… Так больно… – шепот, пустой взгляд, устремленный в иную реальность, и льющиеся из уголков глаз беззвучные слезы. – Ты только вернись… Нельзя… Нужно дать ему время… Глупая, глупая Эль… Моя мама Лада…

И снова крик, смех, рыдания, мольбы, пучина боли, отчаянья и страха, пока в один момент он не схватил мою руку и, крепко сжав, произнес почти нормальным голосом:

– Дэв!!! Доверься ему, он не предаст. Он поможет. Доверься ему, Эль, слышишь? Пусть идет с тобой, – но прежде чем мой отупевший от происходящего мозг смог отреагировать на его слова, парень снова впал в беспамятство. – Я Николас, мне четыле годика… Тебе нельзя идти одной! Мама, мама! Ты должна идти… Не убивай ее! Кровь! Я убью его! Пожалуйста, папочка, ей ведь больно! Убери от нее руки! Нет!

Ник еще долго кричал и метался, заточенный в собственных кошмарах. Он смеялся и плакал, пытался размозжить себе голову о спинку лежанки, разбил в кровь кулаки и расцарапал лицо, пытаясь вырвать собственные глаза. Мне с трудом удавалось с ним справляться, останавливая от непоправимого, но затравленный разум отказывался воспринимать действительность и осознавать собственную вину. Он жалко ретировался, оставив сознанию лишь панику и рефлексы. Не знаю, сколько это продолжалось, может быть, час, а может, целую вечность, но в какой-то момент, буйство парня стало стихать. Как в детстве, он крепко сжимал мой мизинец и пустым, безучастным голосом повторял: