Женщина молчала, обдумывая его слова. Она снова посмотрела на картину, и на этот раз увидела в ней не только тоску и надежду, но и вызов. Вызов самой себе. Она поняла, что художник прав. Эта картина – не просто предмет искусства, это приглашение к диалогу с самим собой.

Женщина не сдавалась так легко. «И что, я должна просто ждать? Ждать, пока кто-то другой найдет этот ответ и заберет ее у меня?» В ее голосе звучало легкое раздражение, смешанное с любопытством.

Художник улыбнулся уголками губ. «Нет, вовсе нет. Вы можете стать тем самым человеком. Проведите с ней время, позвольте ей говорить с вами. Если ответ придет, тогда она станет вашей.» Он отошел от картины, оставляя женщину наедине с ее размышлениями.

Она приблизилась к полотну, всматриваясь в каждую деталь. Юноша на картине по-прежнему смотрел вдаль, его глаза, казалось, задавали один и тот же вопрос. Женщина почувствовала, как что-то меняется внутри нее. Она больше не видела в этом произведении искусства просто объект желания.

Прошло несколько минут, прежде чем она снова заговорила. «Я попробую,» – тихо сказала она, не отрывая взгляда от картины. «Я попробую понять, что он хочет сказать.» В ее словах звучала решимость и одновременно легкая неуверенность.

Она начала приходить в галерею каждый день. Садилась напротив «Взгляда на горизонт» и просто смотрела. Иногда приносила с собой блокнот и записывала мысли, которые приходили ей в голову. Иногда просто молчала, стараясь почувствовать настроение картины, понять, что чувствует юноша, смотрящий вдаль.

Постепенно она начала замечать детали, которые раньше упускала из виду. Легкий наклон головы юноши, едва заметную складку у губ, игру света на ткани его кофты. Все это говорило о многом. О его мечтах, разочарованиях, надеждах. Она начала видеть в нем не просто символ потерянного поколения, а живого человека со своими переживаниями.

Однажды, сидя напротив картины, она вдруг почувствовала, что знает ответ. Он не был четким и сформулированным, но он был там, внутри нее. Юноша на картине искал не смысл жизни, а самого себя. Он смотрел в будущее, пытаясь увидеть в нем свое место. И она, женщина, стоящая перед картиной, делала то же самое.

Она подошла к художнику и тихо сказала: «Я думаю, я знаю ответ». Он посмотрел на нее с пониманием и кивнул. «Тогда она – ваша». Женщина улыбнулась и протянула руку к картине. Теперь она принадлежала ей, не как предмет искусства, а как часть ее самой.

Он завершил свой рассказ, молча смотрел, как капли дождя стекают по стеклу.

Затем посмотрел на меня и медленно, словно вкладывая каждое слово мне в голову, произнес: «Так эта картина дала ей больше, чем мои сеансы психотерапии».

– Кофе будете? Сейчас принесу. – произнес я, как будто уже знал ответ. Есть такая манера речи. Это у меня вошло в привычку – ставить вопрос, зная заранее ответ.

– Да, спасибо! – спокойно произнес он.

Я встал, ощущая легкую скованность в коленях. Подошел к старенькой кофемашине, которая стояла в углу у шкафа с книгами. Будучи кофеманом, я сразу заприметил его, как только вошел сюда. Я включил ее и она загудела как потревоженный улей, изрыгая тонкую струйку ароматного эспрессо. Запах заполнил комнату, ненадолго отвлекая от тяжелой атмосферы исповеди.

Пока кофе варился, я украдкой взглянул на гостя. В его глазах читалась усталость, не та, что приходит после тяжелого дня, а глубинная, выстраданная. В каждой морщинке у глаз – своя история, своя боль. Я знал, что он пришел сюда не за кофе. Он пришел за пониманием. Или хотя бы за молчаливым свидетелем, готовым выслушать.