– Что?.. Три… банку целую, что ли?.. У нас же в пузырьках по 50 грамм.
– Слить надо…
Ирма принесла упаковки горчичников. И вернулась к стеллажу, вероятно, за пузырьками.
– Вы скорее выбирайте, мы закрываемся уже. Томе ещё домой идти… – Женька, краснея и заикаясь, заговорщическим шёпотом начал:
– Девушка, у вас есть… ну, эти?
– Какие эти?
– Ну, такие в пакетиках… по четыре копейки?
– Презервативы, что ли? – внезапно, ничуть не смутившись, на всю аптеку гаркнула скромница. – Сколько? – и выдвинула ящичек-поднос.
– Нам нужно тысячи три или хотя бы две, если можно, – внезапно зардевшись, пролепетал Шкалик.
Глаза у аптекарши округлились, едва не за рамки оправы, лицо вытянулось. Казалось, на мгновение она лишилась дара речи, разглядывая Шкалика с головы до…
– А вы в вузе проходили, где это применяется? Умеете этим пользоваться? Могут утратить срок годности.
– Знаю в общих чертах – скромно заявил Шкалик. – Если у вас есть, то попрошу отоварить.
Девушка высыпала содержимое ящичка на прилавок и принялась пересчитывать пакетики.
– Ой, девушка… Вы простите его… паря шутит. Он шутник у нас неимоверный!
Она выжидательно и гневно замерла у прилавка, в белом халатике, чепчике, словно рекламный манекен на обложке зарубежного журнала. Да и обе они, не от мира сего изящные созданьица, несмотря на некоторую угловатость, вдруг взбудоражили воображение черемховских геологов. Явно недеревенские. Работали вдвоем, ночевали тут по очереди, словно посменные сторожихи, согласившиеся с навязанными условиями. В охрану, вероятно, привлекли-прикормили собачонку.
– Это Веня. А меня Александром зовут. А его – Шкалик… А вашу собачку как кличут?
– Я Женя Шкаратин. А Шкалик – это они так… привыкли. – попробовал реабилитироваться Шкалик. – Я отца ищу. У вас, в деревне, случайно, нет таких… по фамилии Сивкин, или Кельсин?
Девчонки переглянулись и внезапно прыснули.
– Это Джульетта у нас – призналась, смутившись, Ирма.
– Вам йод нужен?.. Или презервативы? – переспросила Тамарка, проницательная аптекарша, засомневавшаяся в клиентах.
О геологах аптекарши наслышаны. Давно поджидали их визита с целью отоварить, но, главное, познакомиться. Геологи – как космические пришельцы. Легенда века нарисовало их обаятельный образ: кучерявая бородка, загорелая физиономия, что ещё… Говорят, зарплата, как у главбуха продснаба. Но главное – то, что стояло в центре образа: романтика профессии! Или профессия романтики?..
– У нас в Свердловске был один Ельцин, из начальства… – Первой отозвалась и растаяла Ирма. – Да и сейчас есть… А в деревне немного кого знаем. Мы на практике. Вы в библиотеке спросите. Там всех знают… А чаю не хотите?
– Ага, чаю, – подхватилась и Тамарка, – заварили, а выпить не успели. Не выбрасывать же добро.
– Нам бы ещё спирту… молотки протирать… – Крестик показал сувенир. Его блеск – сверкающий никелем, с гравировкой – впечатлил аптекарш наповал.
У нас медицинский, – робко сообщала всё ещё сомневающаяся Тамарка.
– Само то. Медицинским солиднее будет, – согласился Крестик и поднырнул в проём под прилавок.
– А где чай?
– Ой, да, конечно! Сюда проходите… – Тамарка откинула крышку прилавка и пропустила задержавшихся, менее решительных геологов.
Они присели за круглый стол, где чуток остыл кипяток в эмалированном чайнике, лежали печенья, стояло деревенское дегтярное мыло. Девчонки засуетились, тайно переглядываясь и смущённо прыская. Собака обескураженно отошла в угол, где у неё было логово в большой картонной коробке.
…Так они сидели посреди заснеженной Сибири, юные души, вступающие во взрослую жизнь, совсем ещё неотёсанные, неумелые; пили чай, изучая друг друга, словно торговцы и покупатели человеческого рынка. Солонечная – малая деревушка среди березняков и пахотных полей – приютила молодых специалистов, заброшенных сюда отцами-управленцами, в несусветную глушь и на временное прозябание. Угольная провинция назначена проявить свой производственный норов: снести к чёртовой матери все эти березняки, степные долы, пахотные угодья, да и самую утлую деревушку, несоразмерную с планами государственного размаха. Одно снести и разрушить, другое спланировать и построить. И неизвестно ещё что лучше: провинциальная девственность мира, либо его индустриальная перспектива…