– Ильченка, та ни бери в голову… Это они сдуру бесятся. Ты же знаешь… – манерно успокаивает Ира Шепель.

– Мы ни на чо не намекаем… Без намёков ясно, зачем вы сучки вышибли… Пойду, однако, з-заделаю…

– Кому заделаешь?.. – тихо пробормотал, не сдержался Крестик.

– Не кому, а что… Сучки, б-б-блин! А то глаза выткнут. – Он и впрямь встал, сгреб с подоконника гвозди и принялся забивать их над каждым глазком сучка. Повесил на гвозди полевые сумки.

– Смолькин! Весь сон перебил… – пожаловалась Ира Шепель. Ну, я те завтра дам!

– А мне… – невнятно пробормотал Крестик. И подхватился: – Кстати, про аптеку… Кто со мной в библиотеку хотел? Заодно и в аптеку заглянем…

Саня Крестовников, как всегда заразительно и ехидно хихикая, стал торопливо одеваться. Секунды раздумывал Венька. Встал с кровати и Шкалик, обмозговывая внезапную мысль. Жила не реагировал. Ластиком он тёр-тёр пикетажку, уничтожая следы временных записей.

– А шо, в Солонечной театра нет случайно? – среагировала уже оправившаяся от досады Людка Ильченко. Вероятно, Санькина затея её зацепила. – А планетария? Я б всий душой…

– …Пурга!.. Как зверь она завоет…

Приятен рокот хрипотцы.

Пуржит мелодия гобоя.

По декам взвизгивают псы… – снова принялась за своё Нина.

– Токо баня… без душа. – притушил Людкины страсти Шкалик. Он тоже оделся и всматривался в зеркало у рукомойника.

– Молоток брать будем? – снова заразительно хохотнув, вспомнил Крестовский. И вынул из баула сувенир, подаренный на пятидесятилетие ГРП, который по традиции геологи полевой группы возили с собой.

Парни ушли. Жила, затерев пикетажку до глянцевого лоска, улёгся спать. Библиотекарши и аптекарши его не интересовали. С чего бы это?

Девчонки тоже погасили свет. Сумрак подступающей ночи окутал геологический барак, пробиваясь в него через решётки оконных проёмов и пару не заколоченных Венькой сучков – в девичий будуар.

В аптеке геологов не ждали. Аптекарши, толстенькая и худенькая, Тамарка и Ирма, две лаборантки на практике, одна из которых поселилась, как требовалось по договору, прямо на рабочем месте, пили нескончаемый чай. Больше дел не было. Сюда и днем-то мало кто заглядывал. Аптечный дом, пропитавшийся специфическим запахом, и ничем другим не отличавшийся от сельских построек, стоял в центре деревни, обособившись специально для удобства жителей и заезжих посетителей. Калитка, крылечко, на котором висела выцветшая вывеска, крепкая дверь со щеколдой. Парни стояли перед ней, не решаясь войти, подталкивая друг друга.

– Чо просить-то будем?

– Как чо?.. Спирт, конечно…

Дверь внезапно распахнулась. Под ноги парней кинулась ухоженная дворняжка, незлобиво тявкающая на непрошенных гостей. Её отодвинули девичьей ногой. Тамарка, внезапно смутившись, молча глядела на остолбеневших парней.

– Здрасьте… Мы за йодом…

– Ага, нам бы литра три…

Тамарка молча растворилась в проёме. Парни, помедлив, вошли следом, обходя собаку. Очутились у прилавка. Девчонки стояли рядом, на изготовку, как бравый солдатский редут.

Шкалик неожиданно широко улыбнулся. Девчонки слегка оттаяли.

– Ну, чо вам надо-то, говорите? – спросила Ирма. В свете лампочки щёки её рдели фиолетовым румянцем, а во рту блистала металлическая фикса.

– Нам бы йоду – попросил Шкалик.

– И горчишников пачки… шесть… – нашёлся Крестик. – Это срочно. Радикулит что-то шалит. Извините, что разбудили.

– Да мы и не спали. У нас рабочий день до десяти вечера. И я вообще не здесь живу. – Ирма отошла к стеллажу с препаратами, а Тамарка обиженно оправдывалась.

– А йоду вам сколько? У нас тара разная.

– Можно… литра т-три? – внезапно обозначил запрос Смолькин. – Меня Веня зовут. А вас как?