Бальмис остался без покровителя, но не без покровительства: архиепископ Нуньес де Аро был назначен временно исполняющим обязанности вице-короля, пока из Испании не прибудет новый правитель.

Бальмис получил статус резервиста, с окладом в сто пятьдесят реалов в месяц. В последующие годы его авторитет и клиентура постоянно росли. Врачебная слава и влиятельные пациенты открывали перед ним любые двери. Со всех концов страны к нему тянулись знахари, чтобы предложить новые лекарства: все уже знали, что Бальмис интересуется целебными свойствами растений. Однажды появился посетитель из Пацкуаро, из епископата Мичоакан; он назвался испанским именем Николас де Виана, по прозвищу Блаженный. Посетитель был высок, медно-красную кожу бороздили глубокие морщины, седые волосы разметались по плечам; на шее красовалось ожерелье из птичьих перьев. Босой, он был одет в длинную рубаху и кожаную, грубой выделки, куртку, с которой свисало множество амулетов. В Испании его бы приняли либо за бродягу, либо за юродивого. Ни один уважающий себя врач не стал бы тратить на подобного типа ни капли своего времени. И Бальмис не принял бы его, если бы тот не представил рекомендательное письмо от Медицинского совета госпиталя Мичоакана.

– Слушайте, доктор, у меня есть средство, которое помогает от сифилиса.

Бальмис навострил уши: именно этой теме он посвятил больше всего времени.

– И что это за лекарство, добрый человек? На основе чего?

– Мне о нем рассказала одна индианка, которая вылечила двадцать семь больных… И знаете ли, доктор: без ртути!

– Вот как?

Бальмис поднял брови. Это звучало слишком заманчиво, чтобы быть правдой.

– Я истоптал ноги в кровь, чтобы добраться до вас. Мне бы хотелось, чтобы мой труд признали здесь, в столице; умоляю вас отправиться со мной и самолично убедиться в результатах лечения.

– А каков состав лекарства? – поинтересовался Бальмис.

– Отвар голубой агавы, три унции ее же корня, две унции мяса гадюки и одна унция дамасской розы. Смотрите: ставим все кипятиться, пока объем не выпарится наполовину, затем процеживаем через ткань и даем больному, чтобы он как следует пропотел…

– Это называется потогонный отвар, – уточнил Бальмис.

– Что вы сказали?

– Ничего, ничего, давайте дальше.

– Затем делаю другое снадобье: смешиваю анис и истолченную в порошок бегонию, и знаете, куда это вводим? – Бальмис помотал головой, и знахарь продолжил: – Прямо в зад!

– Хотите сказать, это клизма?

– Да называйте как хотите…

Бальмис отправился в Пацкуаро и обследовал пациентов; и в самом деле, у них не наблюдалось ни язв, ни прочих признаков болезни. Переговорив с другими врачами, он получил заверения в том, что этот метод действует независимо от пола, возраста и дозировки. Бальмис воодушевился, убежденный в том, что его отделяет лишь шаг от открытия панацеи от злостного недуга. «Представляете, что я вот-вот могу найти лекарство сколь безвредное для организма, столь и действенное? – писал он отцу. – Это стало бы апогеем всей моей борьбы против пагубной язвы, начиная с Гибралтарской кампании. Да, отец, я верю, что стою на пороге великого открытия, которое избавит человечество от многих страданий, а мне принесет заслуженную славу…»

В течение трех месяцев Бальмис занимался испытаниями нового средства. В нем проснулся научный дух: хотелось отделить то, что он считал чистой воды предрассудком и суеверием, от того, что он полагал плодом древнего знания.

– Хочу попробовать убрать из состава мясо гадюки, – сообщил он Николасу де Виана.

– Но ведь именно змеиная плоть убивает злых духов, которые вызывают болезнь! Без нее лекарство не подействует.