После двух лет осады, принесшей жестокие страдания защитникам Скалы, когда они уже были готовы сдаться, английская эскадра под командованием адмирала Родни разгромила испанский флот, защищавший бухту Кадиса. Хотя огромные плавучие батареи испанцев открыли артиллерийский обстрел Гибралтара, англичане смогли пробить заграждение и триумфально вошли в Пеньон[16]. Голодающие обитатели крепости набросились на продукты и боеприпасы, которые Родни вез с собой из Англии, а также на трофейное имущество захваченного по пути испанского конвоя.

Среди испанцев воцарились уныние и злоба. Бальмису не удалось поучаствовать в финальном победоносном сражении, и вследствие этого он не получил ожидаемых наград. Это было уже второе военное поражение в его жизни.

Но истинным полем боя для него была его карьера, и здесь он одерживал победу за победой. За свое поведение во время осады, за проявленное усердие и пунктуальность при исполнении обязанностей он был отмечен начальством и повышен в звании до военного хирурга. Он получил увольнительную на неопределенный срок и вернулся в Аликанте в ожидании нового назначения. Сыну его уже исполнилось два года.

– В следующий раз мы с сыном поедем с тобой, – заявила Хосефа.

После стольких лет армейской жизни оказалось очень приятно вести размеренное существование в большом семейном особняке Бальмисов, где теперь поселились и его жена с сыном. Но в этом замкнутом мирке самому Бальмису не хватало воздуха. Работу своего отца и деда и связанные с ней ограничения он уже знал досконально. Чему он мог здесь научиться? Ему недоставало общения с великими врачами, которые поощряли его любознательность и стремление учиться. К двадцати восьми годам он был женат скорее не на Хосефе, а на военно-полевой медицине.

В один прекрасный день пришло письмо на официальном бланке его полка. Полковник требовал его участия в качестве первого помощника главного хирурга в новой экспедиции; целью кампании была ликвидация банд мятежников, восставших против короля в Новой Гранаде[17], а затем им надлежало отправиться в Мексику. В письме требовали как можно скорее завершить все дела и прибыть в Кадис. Саморским полком командовал сейчас генерал Бернардо де Гальвес, тот самый офицер, которому Бальмис прижигал рану на ноге во время сражения в Алжире. Гальвес продолжил свою блистательную карьеру в Америке, где основал город Галвестон и был назначен губернатором Луизианы.

Хосефа – до этого она надеялась, что мужа назначат хирургом в какой-нибудь местной больнице, в Валенсии или, возможно, в Картахене, – совершенно пала духом.

– Мы едем с тобой в Америку, – огорошила она Бальмиса.

– Это не слишком хорошая идея, – ответил он осторожно. – Америка далеко, путешествие полно опасностей, есть и болезни, редкие и неизлечимые. А ребенок еще так мал…

Он мог бы без конца перечислять неопровержимые аргументы, так что Хосефа была вынуждена смириться с новой разлукой; на этот раз расставание грозило стать еще более долгим, тяжелым и опасным, чем предыдущее. Больше всего угнетало то, что Бальмис даже не считал нужным скрывать ни своего желания отправиться в путь, ни воодушевления перед этой новой задачей. То, что сам Гальвес, знаменитейший полководец Испании, потребовал его участия, представлялось огромной честью, от которой Бальмис преисполнялся гордостью. Словно у него появился крестный отец, твердо ведущий его по жизни дорогой процветания. Две военные кампании с его участием, хоть и завершившиеся полным провалом, послужили ему на пользу в смысле профессионального роста. У Бальмиса имелись более чем достаточные основания полагать, что и это предприятие обернется для него новыми достижениями, новыми возможностями проявить свои блестящие таланты в работе. Отец Бальмиса это понимал и, как всегда, поддержал сына. Хосефа оставалась на его попечении, в родовом особняке, грустная и беспомощная; она видела, как пропасть, отделяющая ее от мужа, становится все более широкой и непреодолимой.