–Доброе утро, Марья Ивановна, – сказал Андрей, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

–Доброе, Андрей, – кивнула она, не отрываясь от своего занятия. Ее пальцы скользнули по корешку толстого тома по истории КПСС, затем она решительно переставила его на тележку рядом с потрепанным сборником японских хокку.

Андрей кивнул на хаотичное собрание книг на тележке.

–Снова лабиринты строите, Марья Ивановна?

Она на секунду остановилась, посмотрела на него поверх очков. В ее глазах мелькнула искорка – то ли лукавства, то ли глубокого понимания.

–Порядок – это иллюзия, Андрей», – сказала она своим ровным, немного скрипучим голосом. – Строгая система, алфавит, УДК… это все попытки усмирить хаос. А иногда полезно заблудиться. Найти книгу не там, где ожидаешь. Или не найти вовсе. Это тоже знание.

Ее слова эхом отозвались на его вчерашние мысли и события. Заблудиться. Найти не там, где ожидаешь. Или не найти вовсе. Он кивнул, не зная, что ответить.

На этот раз он не стал просить ключ от подвала. Подвал был вчерашним следом. Сегодня интуиция – или просто желание избежать повторения – влекло его в другое место.

–Я в читальный зал, – сказал он.

Марья Ивановна лишь неопределенно махнула рукой в сторону коридора, снова погружаясь в свою таинственную работу по деконструкции библиотечного порядка.

Андрей прошел по гулкому коридору и толкнул высокую двустворчатую дверь в главный читальный зал. Огромное помещение с высокими, стрельчатыми окнами, сквозь которые падал холодный, рассеянный свет. Длинные ряды массивных дубовых столов с зелеными суконными лампами. Высокие, до потолка, стеллажи вдоль стен. Зал был почти пуст – лишь пара студентов-заочников корпели над конспектами в дальнем углу. Воздух здесь был другим, чем в вестибюле – более разреженным, но таким же тихим и пахнущим стариной. Он остановился на пороге, обводя взглядом пространство, ища… сам не зная что. След? Знак? Или просто знакомый силуэт?

Перед тем как идти в читальный зал, что-то подтолкнуло его задержаться у стеллажей с периодикой. Его недавние размышления о карте исчезновений, о слоях времени, накладывающихся друг на друга в этом городе, привели его к мысли, что стоит просмотреть подшивки старых местных газет. Не в поисках чего-то конкретного, а скорее, чтобы уловить атмосферу, общий фон, на котором происходили эти стирания и разрывы. Девяностые. Он помнил их как время хаоса, слома, когда исчезали не только люди, но и целые смыслы, идеологии, привычный уклад жизни. Марья Ивановна, вечно занятая своей таинственной перестановкой книг, лишь неопределенно махнула рукой в сторону зала с газетами, когда он спросил о подшивках за девяностые.Полумрак зала с периодикой, запах старой газетной бумаги, хрупкие, пожелтевшие страницы. Андрей осторожно перелистывал подшивки за разные годы: девяносто первый, девяносто третий, девяносто седьмой… Мелькали заголовки о приватизации, о бандитских разборках, о закрытии заводов, о невыплаченных зарплатах – типичный фон той эпохи. Он уже почти решил, что это бессмысленное занятие, как вдруг его взгляд зацепился за небольшую заметку в самом углу одной из газет за осень 1999 года. Заголовок был непримечательным: «Пропала студентка». Текст был коротким, сухим, почти безэмоциональным. Студентка второго курса философского факультета, имя – Анна, фамилия неразборчива. Ушла из общежития в университет и не вернулась. Особые приметы: «волосы светлые, почти белые (неестественно для ее возраста), замкнутая, увлекалась ‘’странной’' литературой».

Андрей перечитал заметку несколько раз. «Философский факультет». «Светлые, почти белые волосы». «Странная литература». Что-то внутри него дрогнуло, отозвалось холодком узнавания. Это описание… оно слишком сильно напоминало Лику. Неужели это была она? Или просто трагическое совпадение? Имя другое… но фамилия смазана, а имя в такой заметке могли и перепутать. А может, Лика – это было не ее настоящее имя? Студентка, пропавшая в 90-е… Это была новая, совершенно неожиданная нить. Она не вела прямо к Лике, но указывала на период, на возможное событие, которое могло быть еще одним разрывом в ее или чьей-то очень похожей истории. Теперь его поиски в архиве обретали еще одно, более конкретное направление, помимо общих философских изысканий. Эта мысль все еще крутилась у него в голове, когда он, отложив газету, направился в главный читальный зал.