Он медленно, словно во сне, поднял правую руку. Пальцы его слегка дрожали. Он протянул руку к зеркалу, к светящейся трещине. Кончик его указательного пальца приблизился к холодной, вибрирующей поверхности стекла. Еще мгновение – и он коснется разрыва, нарушит его целостность, попытается войти. Он почти ощущал холод, исходящий из темноты коридора, слышал неразборчивый шепот, обещающий тайну…
В тот самый миг, когда кожа его пальца должна была коснуться стекла, синеватый свет внезапно погас. Словно кто-то выключил рубильник. Трещина исчезла. Просто испарилась, растворилась без следа.
Зеркало перед ним стало целым. Обычным старым, мутным зеркалом в тяжелой темной раме. Оно тускло отражало его собственное бледное, шокированное лицо и пустую комнату за его спиной. Никакой трещины. Никакого свечения. Никакого коридора в ничто. Никакого шепота. Словно ничего этого и не было. Словно все это было лишь игрой света, галлюцинацией, порожденной его усталым и взвинченным сознанием.
Но Андрей знал, что это было реально. Он чувствовал фантомный холод на кончике пальца, который так и не коснулся разрыва. Он слышал эхо шепота в ушах. Разрыв был здесь. И он закрылся прямо перед ним. То ли потому, что он попытался его пересечь. То ли потому, что его время истекло.
10. Уход из Пустоты
Андрей отшатнулся от зеркала, словно от удара. Сердце бешено колотилось в груди, отдаваясь гулким стуком в ушах. Он тяжело дышал, пытаясь справиться с волной адреналина и шока. Он смотрел на гладкую, неповрежденную поверхность старого трюмо, на свое бледное отражение, и разум отказывался принять то, что только что произошло.
Иллюзия? Галлюцинация, порожденная усталостью, стрессом и мрачной атмосферой этой квартиры? Может быть, он просто увидел игру света на мутном стекле, а его воображение дорисовало остальное – трещину, свечение, коридор, шепот? Это было бы самым логичным, самым рациональным объяснением.
Но что-то внутри него сопротивлялось этой логике. Ощущение вибрирующего холода на кончике пальца, эхо того странного, нечеловеческого шепота, сама яркость и отчетливость видения – все это было слишком реальным, чтобы быть просто плодом воображения. Он чувствовал это почти с абсолютной уверенностью: разрыв был здесь. Реальный разрыв в ткани реальности, замаскированный под трещину в старом зеркале. И он закрылся. Захлопнулся прямо перед ним, не позволив заглянуть глубже, не дав пересечь границу. Почему? Испугался его прикосновения? Или такова была его природа – появляться и исчезать, дразнить возможностью иного, но оставаться непроницаемым?
Он медленно отступил от зеркала, переводя дыхание. Нужно было уходить. Оставаться здесь дольше было бессмысленно и, возможно, небезопасно. Эта комната была не просто пустой, она была ловушкой, лабиринтом, местом силы или разлома, природу которого он не понимал.
Он бросил последний, прощальный взгляд на это странное пространство. На стол, где остался лежать карандаш и листы с непонятными записями. На аккуратно застеленную кровать под серым покрывалом. На книжный стеллаж с томами по философии. На целое теперь, но все еще хранящее свою тайну зеркало в темном углу. Комната молчала, храня свои секреты так же надежно, как и ее исчезнувшая хозяйка.
Но он не мог уйти с пустыми руками. Он подошел к столу и взял книгу Деррида – ту, с пометками и главным посланием. Затем осторожно достал из кармана старую, пожелтевшую фотографию, еще раз вгляделся в лицо Лики из другого времени и спрятал ее во внутренний карман пальто, рядом с холодным камнем. Книга и фотография. Это были единственные материальные следы, единственные артефакты, которые он мог унести из этой пустоты, единственные нити, связывающие его с тайной Лики.