– Нашел, – еле выдавил из себя Егор. Не хотелось ему отчитываться в этом деле.

– А не в моем ли ты кошельке нашел, вражина?

Егор содрогнулся, будто его плеткой ударили. Эта обида была хуже, чем удар.

– Вот, что отыскала Настасья Спиридоновна в курятнике, вон какой клад! – Терентий Семёнович бухнул на стол несколько узелков с Егоровыми накоплениями. – На это лошадь купить можно! Давно ли ты, неблагодарный, наши карманы подчищаешь, тать ты этакой?

Задохнулся от обиды Егорка:

– Зря вы честите меня так, Терентий Семёнович. Не ваши это деньги, а вашего я ничего не трогал.

– От кого же тебе такая щедрая плата от курей, али от петуха? – язвительно пророкотал хозяин.

– Не могу я этого сказать вам, все равно проверить не можно.

– А вот отправлю я тебя на правеж к приставу, он дознается!

Стоял Егор перед хозяином, как оплеванный, не зная, как оправдаться, как доказать свою невиновность и понимал, что кончились его спокойные денечки. Но больше всего он боялся, что отвернется от него Елена, как скажут ей, что куплен Егоркин подарок на ворованные деньги, и разве поверит она, что это не так.

Надо бежать отсюда. Раньше деньги совершенно его не интересовали, но теперь, когда неоткуда будет брать хлеб насущный, на первое время они пригодятся.

Метнулся Егор к столу и на глазах оторопевшего Терентия Семёновича, схватил свои узелки, сколько мог, кинул их за пазуху, вскочил на подоконник, рванул створки окна на себя и выпрыгнул на улицу. За собой слышал осипший голос хозяина, звавший кого-то на помощь, но Егору теперь было все равно.

Тимофей, цыганистого вида паренек, с черными, как смоль, волосами, прирабатывал чисткой обуви недалеко от базарной площади. Работа была не очень-то прибыльная… в храм ходили уже наряженные да начищенные. Вот самое прибыльное место, где любил сидеть Тимофей, это у кабака. Выходили оттуда купцы уже моченые и очень добрые. Им обязательно нужен был какой-нибудь слушатель, вот они и подсаживались на Тимофееву скамеечку и совали свои сапоги на подножку. И тут уже Тимофей начинал свое дело. Руки со щетками так и летали вверх-вниз, не углядишь за ними. Платили купцы щедро, сверх меры и еще рассказывали всякие истории. Зеленое вино хорошо развязывало языки. Всего-то паренек наслушается вдосталь и про нездешние места, где купцам приходилось бывать, и про всякие случаи, которые по трезвости никто рассказывать не стал бы.

– Ты, жулик, верно, цыганенок? – подсел к Тимофею на скамейку очередной клиент, рыжебородый мужик, с рыжими же бровями и в темном армяке, с растрепанными волосами.

– Не-а, я не цыган вовсе! – возмутился Тимофей.

– Да че уж не цыган, самый он! – топнул ногой в сапоге мужик, да так, что Тимофеевы щетки да банки с ваксой разлетелись.

Паренек понял, что спорить с пьяным себе в убыток и, молча, стал собирать свои принадлежности в наплечную сумку.

– Что, фармазон, раскусил я тебя? – орал мужик. Выпитое в кабаке все больше разъяряло его.

– Ты хоть знаешь, что рыжие похитрее вас, цыган, будут!

– Ты чего к парнишонке пристал! – приостановилась шедшая с базара бабенка в шали да с какими-то узлами в руках.

– А тебе какое дело? – крякнул мужик и вскочивши со скамейки, обернулся к бабе. – Ты, може, пособница, что-то уж больно рьяно заступаешься!

– Тьфу, проклятый, залил зенки-то и куражится!

Баба пошла прочь, а Тимофей, уловив момент, подхватил скамеечку, все свои причиндалы и быстро-быстро улизнул от надоеды. От него теперь не отвяжешься, работать он не даст.

Рыжему побег чистильщика не понравился. Он затопал сапогами и заорал вслед:

– Держи его, враженка!